Убийство в Месопотамии. Агата Кристи

Кажется, что не может быть такой массы языков.

      Миссис Лейднер улыбнулась.

      – В Палестине есть храм, в котором молитва господня написана, насколько я помню, на девяноста различных языках.

      – Что вы! Я должна написать об этом моей старой тете. Ей будет интересно, – сказала я.

      Миссис Лейднер потрогала кувшин и таз, машинально немного подвинула мыльницу.

      – Я надеюсь, у вас здесь все будет благополучно, и вы не будете скучать, – сказала она.

      – Я редко скучаю, – заверила я ее. – Жизнь не настолько длинна, чтобы скучать.

      Она не ответила, продолжала, задумавшись, забавляться с умывальником. Вдруг она остановила взгляд своих темно-фиолетовых глаз на моем лице.

      – Что именно сказал вам, сестра, мой муж?

      Известно, что отвечают на такие вопросы.

      – Я поняла с его слов, что вы немного переутомились, вот и все, – бойко сказала я. – И что вы просто хотите, чтобы кто-то заботился о вас и избавил от лишних хлопот.

      Она задумчиво наклонила голову.

      – Да, – сказала она, – это совершенно верно.

      Это было несколько загадочно, но я не собиралась расспрашивать. Вместо этого я сказала:

      – Я надеюсь, вы позволите мне помочь вам, в чем потребуется, по дому. Вы не должны давать мне бездельничать.

      Она слегка улыбнулась:

      – Спасибо, сестра.

      Затем она села на кровать и, к некоторому моему удивлению, начала довольно обстоятельный допрос. Я говорю «к некоторому удивлению», потому что с первого взгляда на нее я определила, что миссис Лейднер – леди. А леди, судя по моему опыту, очень редко проявляют интерес к частной жизни людей.

      Но миссис Лейднер, казалось, стремилась узнать все, касающееся меня. Где я училась и когда. Отчего меня потянуло на Восток. Почему доктор Райлли меня рекомендовал. Она далее спросила меня, бывала ли я в Америке и нет ли у меня в Америке родственников. Один или два вопроса, которые она мне задала, показались мне совершенно бессмысленными, но их значение я поняла позже.

      Затем ее поведение вдруг переменилось. Она улыбнулась теплой лучезарной улыбкой и ласково сказала, что она очень рада моему приезду и что я буду для нее поддержкой.

      Она встала с кровати и сказала:

      – Вы не хотите подняться на крышу и посмотреть на закат? Он в это время тут восхитителен.

      Я охотно согласилась.

      Когда мы выходили из комнаты, она спросила:

      – Много ли народу было в багдадском поезде? Не было ли каких-нибудь мужчин?

      Я ответила, что как-то не особенно обращала внимание. Что были двое французов в вагоне-ресторане накануне вечером, еще была группа из трех человек, которые, как я поняла из их разговора, имели отношение к трубопроводу.

      Она кивнула, издав какой-то невнятный звук, как вздох облегчения.

      Мы поднялись на крышу.

      Там сидела на парапете миссис Меркадо, а доктор Лейднер наклонился, рассматривая груды разложенных рядами камней и керамики. Тут были крупные вещи, которые он называл жерновами, пестами, долотами, каменными