Резервная копия воспоминаний. Макс Сысоев

где, помимо меня, присутствовало ещё хотя бы два человека. Этим двоим, как только они друг друга видели, становилось до лампочки моё существование, и они только друг с другом и разговаривали, лишь изредка донимая меня идиотским вопросами, вроде «чего молчишь?», «чего грустишь?». Я, разумеется, понимал, что дело во мне, а не в Патрике, но всё же обиделся на него, за то что он повёл себя так же, как остальные, и уже меньше доверял ему. Эти сомнения, как и все остальные, ещё сыграют с нами злую шутку.

      А с подругой Патрик попрощался, и больше они никогда не встречались. Она хотела дать ему денег, но тот отказался. Он помнил о ста рублях у себя в сумке. Однако в школе нас учили всегда быть скромными.

      ***

      Жалко, что Патрик не смог сказать, кто он. А с другой стороны, как он мог сказать? Ну спроси любого человека: «Кто ты?» – что он ответит? Что бы я сам ответил? Не думаю, что кто-либо способен дать более информативный и исчерпывающий комментарий.

      ***

      В Ростове-на-Дону говорят на диалекте: там распространено диссимилятивное аканье донского типа. Представлял ли я, что герои Патрика, в том числе, и его автобиографический персонаж, – носители диссимилятивного аканья? – Нет, конечно. Поэтому, услышав донской говор, я сразу распознал перед собою настоящего, живого человека. Москва повергла Патрика в культурный шок (раньше он тут никогда не был). Меня умиляло, как он боялся эскалаторов в метро, как поражался архитектуре и длине пробок, как развевались его волосы, когда мы проникли на последний этаж одного высотного здания и смотрели на город с балкона пожарной лестницы. Новое ощущение: я, житель столицы, объясняю гостю устройство столичной жизни и всяческие достопримечательности, – это тешило моё тщеславие (как будто в факте моего рождения в Москве имелась моя заслуга).

      Нравилось мне и говорить с Патриком, безотносительно к обстановке. Сложно передать эмоции, которые я испытывал во время разговоров с ним. В этих разговорах начала формироваться моя личность. Словно я оказался в детской кроватке и, имея уровень самосознания взрослого человека, начал заново постигать мир.

      Я-то постигал. Но мы – мы тратили время. Первые три дня мы гуляли, пытались попасть на Красную площадь, но там провожали в последний путь Ельцина, и вход перегородили. Я хотел дать Патрику время «прийти в себя и освоиться в новой обстановке». Я забыл, что в этом городе погибла двунадесятиязыкая армия, остановившаяся передохнуть. Времени терять было нельзя.

      На третий день мы планировали начать поиск работы для Патрика и даже купили газету с вакансиями. Но нашим планам не суждено было исполниться. Будущее – не прямая тропинка, освещённая солнцем, и чтобы не упасть в пропасть, недостаточно просто твёрдым шагом идти к намеченной цели. Оттого и планы строить – бессмысленно.

      В игру включилась мать. Поначалу она нашей шпионской легенде поверила, но когда Патрик в первый раз остался у меня на ночь, она была озадачена и угнетена. На второй день смутное беспокойство усилилось. А на третий мы совершили