Реквием. Гаврилов Алексей

Мы ещё поживём. И помолимся за тебя. А плакать я, наверное, давно уже разучился, даже и не вспомню, когда это было в последний раз, должно быть где-то далеко в глубоком детстве. Я уже и не помню. Но вот сделать для тебя я, возможно, кое-что ещё могу…

      Я прошёл в другую комнату и достал из серванта церковные свечи. Они всегда там лежали. Не знаю зачем, просто были и всё. В этой квартире всегда было много того, что просто есть, а для чего – неизвестно. Выбрав одну свечу, я вставил её в маленький подсвечник и достал из кармана зажигалку. Поставив подсвечник с горящей свечой в центр обеденного стола, я уселся напротив, в кресло: «Посижу здесь с тобой, пока не догорит свечка – пусть тебе Там будет хоть немножечко теплее и не так одиноко, как может быть, бывает в таких случаях. И не страшно. Как там будет и как происходит, я, конечно же, не знаю, но по какому-то внутреннему наитию, мне захотелось, чтобы было именно так – чтобы свет и тепло этой маленькой свечи согревал тебя и там, как и я чувствовал сейчас тепло этого маленького огонька, даже находясь в полутораметрах от него, а мои мысли неслись за тобой, догоняли и отгоняли от тебя весь тот захвативший тебя в плен ужас. Ужас одиночества,неизвестностии неопределённости. Ты не одна в пустоте, мои добрые мысли о тебе с тобой, значит, всё будет хорошо. Я в это верю. «Лети высоко, лети далеко…». Пресвятая Богородица, помоги ей. Возьми под своё крыло. Защити и направь. Не оставляй своим вниманием и милосердием. Я не знаю молитв, кроме «Отче наш», мысли как-то сами складывались в слова, во что-то такое доброе, тёплое,даже нежное, что текло, летело и, надеюсь, догоняло уходящую от меня навсегда маму. Ещё сорок дней я буду практически каждый вечер приходить сюда, зажигать по свечке и сидя в полумраке тихо думать о ней и вспоминать, вспоминать… Мы видим мир каждый по своему, «со своей колокольни», а вот каким видела его она? Мне, наверное, не узнать этого никогда до конца, что-то я непременно упустил или намеренно отбросил, не посчитав нужным и излишним для себя. Запас свечей был не так велик, и я прикупил ещё, с расчётом, чтобы хватило минимум на сорок дней, вернее – вечеров, и каждый вечер, раз за разом, сидя в опустевшей квартире, по ощущениям даже, теперь заброшенной хозяйкой,я пробовал своими мыслями, воспоминаниями поддержать её там, откуда она уже не вернётся.Но мысли…мои мысли дотянуться и до туда. Я это знаю. Я в это верю.

      Я давно уже простил тебя. За многое. А взамен я забрал себя от тебя. Там где начиналось моё личное я, вход тебе был воспрещён. Может поэтому у нас и были достаточно ровные, миролюбивые отношения, что я не позволял тебе перешагнуть границу нейтралитета, ту стену, которую воздвигал между нами сам, и которую на первых порах ты так безжалостно пыталась таранить, стараясь установить своё верховенство. Ещё с детства тебе было ка-то безразлично, что происходит у меня внутри, я не мог с тобой ничем поделиться, и я выкарабкивался сам, ища ответа у других, кому доверял и чью поддержку чувствовал и понимал. С тобой же у нас всё было по-другому. Я не