Франциск Ассизский. Дмитрий Мережковский

«Вечное».

      Первое, невольное, самое искреннее, хотя почти никогда не признаваемое нами, потому что слишком стыдное и страшное для нас, впечатление от Евангелия: «этого сделать нельзя»; а такое же первое, невольное и самое искреннее впечатление Франциска: «это сделать, можно». За две тысячи лет христианства никто не доказал убедительнее, чем он, возможность Евангелия.

      XXIX

      В первом опять-таки, самом искреннем и невольном, впечатлении нашем, Евангелие – книга, написанная очень давно и не для нас; а в таком же первом впечатлении Франциска, Евангелие – вовсе не книга написанная, а только что ему самому сказанное и прямо из уст Говорящего им самим услышанное слово. В этом смысле можно бы сказать, что Франциск – не христианин, а ученик Христа, еще до христианства: между Христом и Франциском как бы вовсе нет времени – истории, нет христианства, нет Церкви.

      «Что мне делать, как жить по Евангелию, – это я не от людей узнал; это мне сам Бог открыл», – скажет Франциск, умирая, о всей своей жизни.[55] «Я не от людей узнал» значит: «и не от Церкви». Вывода этого сам Франциск не сделает, и если бы его кто-нибудь сделал за него, то он ужаснулся бы; но вывод из всей его жизни – этот.

      Если не Церковь – от Христа, а Христос от Церкви, как это утверждается более или менее сознательно, в обеих Церквах, Восточной и Западной, то, «как жить по Евангелию», люди от людей узнают и в Церкви, внешним только, рабским знанием; а Франциск, так же как Иоахим, так же как Павел, это узнает внутренним, свободным знанием, от самого Христа Освободителя.

      Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей… благоволил открыть во мне Сына своего… я не стал… советываться… с плотью и кровью (человеческой)… и не пошел в Иерусалим… к Апостолам, —

      к Церкви, – мог бы сказать и Франциск вместе с Павлом (Гал. 1, 15–17) о первой половине жизни своей; когда же во второй половине пошел-таки в Рим, в Церковь, то едва себя и дела своего не погубил; только тем и спасся, что кончил так же, как начал. «Это (Евангелие) я не от людей узнал; это мне сам Бог открыл», – сказал, умирая.

      Не было ни у кого, после человека Иисуса, более глубокого, первичного и совершенного знания, чем у Франциска, что Бог есть Отец, а человек – сын, и потому не раб, а свободный.

      Раб не пребывает в доме вечно; вечно пребывает сын. Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете (Ио. 8, 35–36), —

      этого, после Иоахима и Павла, никто из людей не понял лучше Франциска. Внутреннейшее существо христианства, Богосыновство, не было ни для кого в большей степени, чем для него, откровением Свободы.

      XXX

      Первая исходная точка Евангелия – освобождение от страха смерти, начала всех рабств.

      Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою, ради Меня, тот обретет ее (Мт. 16, 25).

      Что это значит, никто из людей не понял лучше Франциска.

      Первая, главная и, в сущности, единственная заповедь Божья человеку: «Будь». – «Я есмь» – первое, чистое, голое, от всего освобожденное, бытие в Боге – «Сущем» (Jahwe) и в человеке, есть блаженство:

55

Luke Wadding. Annales Minorum, in quibus res omnes trium ordinum a S. Francisco institutorum ex fide ponderosius asseruntur, calumniae refelluntur, praeclara quaeque monumenta ab oblivione vendicantur. Lugduni: Sumptibus Claudii Landry, 1625–1654. Ad annum 1226. B. 35. – Amoni. Legenda Trium Sociorum. Append. P. 110. – Opuscula Sancti Patris Francisci Assisiensis sec. codices mss. emendata et denuo edita a PP. Collegii S. Bonaventurae Ad Claras Aquas (Quaracchi) prope Florentiam, ex typographia Collegii S. Bonaventurae, 1904. P. 77–82.