Бог нашептал. Виолетта Винокурова

Их закрашивали, но они снова появлялись, словно просвечивали сквозь белую краску, как звёзды из космоса.

      Несколько кабинетов – и они стояли рядом с табличкой «Психолог». Альберт Рудольфович постучал несколько раз и зашёл, Герман – следом.

      Тамара Олеговна была женщиной в достопочтенном возрасте. Седые полосы покрывали чёрные волосы. От Юпитера она находилось далеко, но и не слишком близко к Меркурию. Вес ей шёл, создавал благородный аристократский образ, но несмотря на свой собранный по кусочкам вид: тёмно-вишнёвое вязанное платье, белые бусы на шее, круглые перламутровые серьги, стянутый сеточкой пучок, весь он коробился её невыносимой усталостью.

      – Здравствуйте, – сипло произнесла она, отрываясь от компьютера.

      Её – будущий кабинет Германа – был выполнен в идентичных цветах, что и кабинет директора. Ничего нового, ничего более привлекательного, разве что на стенах дипломы, принадлежащие лично Тамаре Олеговне, а в шкафах психологические методики разного спектра действия.

      – Здравствуйте, Тамарочка, – чуть повеселел Альберт Рудольфович, складывая руки вместе, – я к вам нового психолога привёл, – говорил он это с отчаянной надеждой на то, что новый психолог задержится на подольше, – побеседуете? Герман Павлович изъявил желание остаться с нами.

      Тамарочка подняла свои заплывшие от наваждения глаза.

      – Правда?

      – Правда-правда. – Альберт Рудольфович положил руку на спину Германа, заставляя того лишь бросить взгляд.

      Быстро директор переобулся из состояния «мы летим вниз» к состоянию «у нас есть возможность снова взмыть в небо». Действительно порадовал ответ Германа? Или он боялся перед своими показать минутную слабость? Всем и так досталось, хоть кто-то должен дать надлежащий пример, вот и ведёт себя… как самая крупная планета.

      – Поговорю, конечно, – без радости ответила Тамарочка. – Приятно познакомится, Герман.

      – И мне.

      – Тогда я вас оставляю! Герман Павлович, где меня искать, вы знаете. Номер ваш у меня есть, оставьте его и Тамарочке тоже. Здесь, я думаю, вы и сами разберётесь.

      – А куда мы денемся, – поддержал его настрой, а потом глянул на коллегу.

      На товарища по несчастью, с которым он остался один на один в просторном, но медленно сжимающем кабинете, всасывающим в себя как чёрная дыра. Это состояние Тамарочки. На её лице запечатлено истощение прошедшего школьного полугодия, в её глазах боль и разочарование, подавленность и беспомощность.

      Она рассчитывала, что самой её большой проблемой будет ЭГЕ для одиннадцатиклассников, их нервозность и тревожность. До суицидов не все доходят, не в каждой школе, не каждый год, все выдерживают, переживают, и Тамарочка на это рассчитывала, что будет переживать и выдерживать вместе с ними год за годом, но не сложилось. Ситуация поменялась, и теперь ей надо что-то думать о том, почему ученики её школы один за другим, стабильно раз в месяц уходят из жизни. Или ей больше нужно думать о том, что говорят родители ещё живых учеников, как обвиняют педсостав, некомпетентного психолога, который не увидел