Я твоя последняя игрушка. Ирина Шайлина

бурлило, словно адское месиво в чёртовом котле. Она касалась меня сзади. Обнимала даже, говорила что-то. А я…не слышу ничего, перед глазами кровавая пелена да пульсация крови в ушах вместо всех звуков.

      Мне хочется отбросить её прочь. Чтобы отлетела, ударилась о стену, сползла вниз сломанной куклой. Но я не делаю этого. Смотрю на Марка у своих ног. Алла боялась, что я могу его убить. А мне и правда убить его хочется.

      – Пошли, – бросаю ей.

      Хватаю за руку. Волоку за собой. Не в комнату, доводить до конца начатое, я веду её прочь, стараюсь дышать глубже, чтобы унять ярость. Вспоминаю его руки на её молочного цвета нежных бёдрах. Там же, где рядом пятна от моих прикосновений. И вернуться хочется. Но я иду, почти бегу к вертолетной площадке и Алла едва поспевает за мной. Макар звонит, дергая пилота, организуя нам перелет. Дует, завывая резкий ветер.

      У вертолёта я останавливаюсь, в ожидании, пока подбегающий пилот откроет. И смотрю на Аллу первый раз за эти минуты. Она почти раздета. Юбка, блузка, на которой нет ни одной пуговицы. Бюстгальтера на ней нет, я вижу натягивающие ткань острые горошины сосков.

      – Дура, – с чувством говорю я, почти успокаиваясь разом. – На что тебе язык?

      – Делать вам хорошо? – спрашивает она, отстукивая дробь зубами.

      Снимаю, отдаю ей свое пальто. Июньские ночи на севере коварны. Вертолёт ещё не прогрелся, мерно гудит, мигает огнями панель приборов. Алла забивается в угол, пытается накрыть разъезжающимися полами пальто голые коленки. Смотрит на меня омутами глаз. Я отвожу взгляд, костяшки пальцев ноют, пульсируя болью.

      Перелет длится долго. Мне кажется, что несколько часов, на деле, мы добираемся до дома ещё до рассвета. Алла идёт за мной все так же босиком, а затем окликает меня.

      – Что? – спрашиваю не оборачиваясь.

      – А мне…мне что делать?

      Вздыхаю, стараясь унять раздражение и накопившуюся горечь.

      – Что хочешь. Только меня не беспокой.

      Я не напился, нет. Сидел на длинной террасе второго этажа, курил, пил коньяк, который не выносил. Одна порция, вторая. Утро поднялось, солнце, сначала робкое и серое, затем жгуче-радостное, так непохожее на мягкое северное солнце.

      Аллу я увидел только после обеда, когда проснулся с разбитой головой. Принимал душ, разглядывая ссадины на костяшках. Думал о том, что теперь может учудить обиженный Марк. А он точно учудит, мстительный засранец.

      Вышел на трассу, меня ожидал горячий, с дымком пара кофе. Тогда я её и увидел. Она шла с дальнего конца сада, так далеко, наверное, только садовник и добирался. Несла что-то маленькое, бережно удерживая двумя ладонями. Я поневоле заинтересовался, кивнул Макару, и тот спустился в сад за Аллой.

      Вид у девушки был боевой и одновременно немного смущенный.

      – Что там?

      Она немного помедлила, а затем позволила посмотреть, кто прятался в гнезде её ладоней. Птенец. Крошечный, почти лысый, на теле только пух редкими клочками.

      – Я не знаю, что эта за птица… Гнездо опрокинулось, ещё два птенца погибли, этого