Он звал волков. Эли Ро

она будет рядом.

      Эсбену показалось, что мужчина вот-вот процитирует какую-нибудь строку из Библии, но он тут же вспомнил, что Йорген отказался от веры в то самое лето.

      Янссоны отошли в сторону. Пастор сказал еще несколько слов. Где-то совсем рядом запричитала Эмилия. Кайса прижалась к брату. Эсбен сжал ее озябшие руки под своим пальто. В груди у него тлело сердце.

      – Нам надо выпить, – хрипло прошептала Кайса, когда на крышку гроба упали первые клочья сырой заснеженной земли.

      В маленькой комнате дома с зеленой крышей горел ночник. Эсбен и Кайса лежали на кровати. Ее волосы были мокрыми после душа. Его глаза были мокрыми от слез. В большом шкафу на первом этаже Эсбен нашел два серых свитера, которые София когда-то купила племянникам на ярмарке. Вязать сама она не умела. Они надели их. Раньше они были им чуть велики, теперь пришлись впору. Рядом с настольной лампой стояла пустая бутылка из-под итальянского вина.

      – Почему ты бросил? – еле слышно спросила Кайса.

      В руках она держала старый хоккейный шлем.

      – А почему ты бросила стрельбу?

      Кайса отложила шлем в сторону, приподнялась на локтях и внимательно посмотрела на брата.

      – Эсбен, мне было девять. Туда водил меня папа. После того, что с ними случилось… Мне больше не хотелось этим заниматься.

      – Прости. Глупый вопрос.

      – Ты не ответил. У тебя ведь хорошо получалось. Мне всегда казалось, что хоккей – это твое.

      Эсбен пожал плечами.

      – Не знаю. Просто утратил интерес или вроде того.

      Кайса вздохнула, натянула одеяло до подбородка и положила голову Эсбену на живот.

      – Так странно, – прошептала она.

      – Что?

      – Лежать с тобой вот так вот снова.

      – Пожалуй.

      – Напоминает детство.

      Эсбен обвел взглядом комнату. В полумраке она казалась еще меньше, чем была. Эсбен задержал взгляд на пробковой доске, но при таком освещении было невозможно увидеть ту фотографию, которую он с таким трепетом рассматривал утром.

      – Здесь слишком много вещей, которые напоминают детство.

      – Ты прав.

      – Почему София оставила наши комнаты прежними? Она ведь совсем ничего не изменила. Совсем.

      Кайса подняла на него задумчивый взгляд.

      – Я думаю, что Улла была права. Ей было одиноко, а с тоской мириться проще, когда есть что-то, что напоминает о прежних временах.

      – Возможно.

      – Думаю, что так и есть.

      Эсбен уперся затылком в стену и уставился в потолок невидящим взглядом. Ворот свитера колол ключицы и шею.

      – Да. Просто думать об этом… тяжело. Как будто мы ее бросили.

      – Это совсем не так. Ты знаешь.

      Эсбен зажмурился. Он не хотел просто знать. Он хотел быть уверен.

      – А вино дрянь.

      – Что?

      – Вино, говорю, отвратительное.

      Эсбен рассмеялся, но не узнал своего смеха и поежился.

      – Ты видела Норбергов на кладбище?

      Кайса горько усмехнулась.

      – Нет. Я и не рассчитывала, что