Роман с Луной. Марина Москвина

самое, слово в слово, декларировал доблестный дед Степан, рыжий, веснушчатый, солнцеподобный предок Маргариты. С его уходом в махапаринирвану мы лишились двух дач: зимней, с центральным отоплением, – в поселке Кратово по Казанской железной дороге. И летней – в Пумпури на берегу Балтийского залива. Я так ясно помню, как море сквозь сосны виднелось у меня в окне за песчаными дюнами.

      Оба старика, два противника частной собственности, на склоне лет достигли непоколебимой безмятежности. Пережив две войны и две революции, во главу угла они ставили жизнь, ее вечную и неиссякаемую стихию. Степан зарплату приносит – стол ломится от яств: вареники, муссы, пышки, пироги. Людей – полон дом. Какие-то присылали телеграммы. Особенно все ломали головы над телеграммой «Приеду 14-го. Фиса». Кто это Фиса? Все приезжали, кому не лень. Проходит неделя, еще полнедели. Уж на столе картошка в мундире…

      Бабуля:

      – Ребят, посмотрите по карманам, у кого мелочишка – хлеба купить…

      Бабуля красавица была, она работала в секретном отделе Моссовета. И очень боялась, что ее арестуют: она хранила ужасную тайну – что Ленина по ночам выносят и проветривают. Там под Мавзолеем функционировал целый институт, где его приводили в чувство.

      Ладно, мы не унаследовали их недвижимость. Но, по крайней мере, досталась нам несравненная бабушкина красота?.. И тут облом: все мы рыжие, конопатые – в лучезарного деда Степана. Лишь один божественный дар, как факел, стойко передается у нас из рода в род – это дар пылких речей.

      Рита с Фимой чуть растеряли бесшабашную удаль отцов. Но и они у нас тоже радушные, хлебосольные. В крошечную квартирку случались великие наплывы Фиминых родственников из других городов, или вдруг наезжали Ритины однополчане. И до того гостили подолгу, что у Риты от дискомфорта начинался аллергический насморк.

      Особенно пронзительная аллергия у Риты была на дядю Заури из Тбилиси.

      Раз в год на полмесяца, а то и больше, к ним домой регулярно приезжал совершенно неизвестный им дядя Заури, племянник никому неведомой тети Котэ. Причем от этой загадочной тети Котэ дядя Заури привозил такие пламенные приветы, что буквально с порога решительно отсекал малейшую надежду хоть как-то выяснить, кто она такая.

      – Почему этот Заури, кто он? – недоумевали родители. – Предупреждаем тебя, – они говорили мне, – если к нам вместо Заури приедет другой человек, мы его пустим, поскольку напрочь не помним, какой он из себя.

      Когда изобрели автоответчик, первой в Москве его купила Рита и своим радийным хорошо поставленным голосом наговорила такой текст:

      – Здравствуйте! Оставьте, пожалуйста, вашу информацию – что вы звоните и зачем? Говорите сразу после сигнала. Если вы хотите к нам приехать, предупреждаю – у нас класть вас некуда, а если мы вас уложим на кровать, то сами ляжем спать на полу, а вы будете испытывать угрызения совести.

      Фима, случайно узнав об этой проделке, устроил ей бешеный скандал. Обычно спокойный, невозмутимый, умиротворенный сердцем, поборник строгого порядка, он был объят страшным