За правое дело. Василий Гроссман

доехали, товарищ полковник, по воде машину не уведут.

      Но Новиков сказал:

      – Идите, Кореньков.

      Чай Новиков пил в Сережиной комнате. Степан Федорович, почесывая грудь и позевывая, сел напротив него и тоже стал пить чай; его взволновал ночной приход штаба.

      Из-за двери послышался голос Жени:

      – Ну как там у вас, все в порядке?

      Новиков поспешно поднялся и стоя, точно разговаривал с высоким начальником, ответил:

      – Благодарю вас, Евгения Николаевна, и еще раз простите.

      Когда он говорил с Женей, глаза его приняли виноватое выражение, и это не шло к его властному лицу с широким лбом, прямым носом и плотно складывающимися губами.

      – Ну, до завтра, спокойной ночи, – сказала Женя, и Сережа заметил, что Новиков слушал стук удалявшихся каблуков.

      Степан Федорович, прихлебывая чай, угощал гостя и оглядывал его глазами человека, смыслящего в деле подбора кадров. Он прикидывал в уме, какая гражданская работа подошла бы Новикову. Такого в промкооперации, пожалуй, не встретишь. Ему бы подошло быть начальником какого-нибудь крупного строительства союзного значения.

      – Значит, штаб фронта теперь в Сталинграде будет? – спросил Степан Федорович.

      Новиков искоса посмотрел на него, и Степан Федорович заметил в глазах гостя неудовольствие.

      – Э, военная тайна, – немного обиженно сказал Спиридонов и, не удержавшись, прихвастнул: – Мне такие вещи по должности известны: снабжаю энергией три завода-гиганта, а они снабжают фронты.

      Но, как и всегда, хвастовство в основе своей имело слабость и неуверенность: военный смутил его своим спокойным, холодным взглядом. Видимо, полковник подумал так: «Если и сообщены тебе такие сведения, то вовсе не следует без нужды повторять их, да еще в присутствии этого паренька, он-то никого не снабжает энергией».

      Степан Федорович рассмеялся.

      – Знаете, по правде говоря, как это мне было объявлено?

      И он рассказал о разговоре зисовского пассажира с регулировщиком.

      Новиков пожал плечами.

      Сережа неожиданно спросил:

      – А вы нашу Женю и до войны встречали?

      Новиков торопливо ответил:

      – Да, в общем, да.

      Степан Федорович подмигнул:

      – Военная тайна. – И подумал: «Э, полковник!»

      Новиков, разглядывая висевшую на стене картину, изображавшую старика в зеленых штанах и с зеленой бородкой, спросил:

      – Что ж, это старичок от старости позеленел?

      Сережа ответил:

      – Это Женя рисовала, она считает старого странника одной из лучших своих работ.

      Степан Федорович решил, что у Евгении Николаевны с полковником давнишний роман, а все эти церемонии, вскакивания и обращения на «вы» – чистая декорация. И это почему-то сердило его. «Уж больно она хороша для тебя, солдат», – думал он.

      Новиков помолчал и негромко сказал:

      – Знаете, странный у вас город. Разыскивал долго ночью вашу улицу, и оказалось,