Злые напасти. Алексей Филиппов

он копал, размышляя, а что ему надо сделать во время следующего перерыва. Первым делом он решил узнать: а что за углом того сарая, за который ушёл хозяин, добывающий гвозди для плотников.

      «Конечно, за углом тот хозяин не сидит, – размышлял Осип, выбрасывая из ямы тяжелую глинистую почву, – но нужно обязательно посмотреть, какие за тем углом есть дорожки с тропинками. Может, какая из них и приведёт меня к месту нужному».

      Тропинка за углом оказалась одна, привела она подьячего к стене из толстых брёвен и опять куда-то завернула. Осип выглянул за угол стены и увидел прямо перед собой стрельцов. Два стрельца сидели на лавке и о чём-то степенно беседовали, но, вдруг, служивые встрепенулись. То ли ветка под ногой подьячего хрустнула, то ли ещё чего, только стрельцы вскочили с лавки, схватили пики и… Дальше Осип смотреть не стал. Он быстро отступил назад и, заметив у противоположного края стены канаву, помчал туда. А из канавы той под стену было что-то, вроде подкопа. Вот в этот подкоп подьячий и заполз, словно проворная ящерица. А что ему ещё оставалось делать? Из-за угла вот-вот стрельцы выбегут, а с другой стороны злой надсмотрщик беснуется. Стрельцы, по всей видимости, его заметили и, переругиваясь, подбежали к той самой канаве. Ничего хорошего от встречи с сердитыми стрельцами никак нельзя было ожидать, и Осип пополз во тьме подальше от лаза. Во тьме прятаться легче, чем на свету.

      9

      Государь российский Фёдор Алексеевич проснулся сегодня рано и сразу сел к окну читать. Читал долго, даже от трапезы утренней отказался. Только рукой махнул стольнику, когда тот пришёл к столу пригласить. Потрапезничать Фёдор Алексеевич соизволил только после полудня. После трапезы государь решил отдохнуть, уснул и проснулся, когда солнышко скатилось к крестам храмов златоглавых. Умыв лицо, Фёдор Алексеевич сел на высокий стул и спросил постельничего, не ждёт ли кто внимания царского. Оказалось – что ждут внимания. Первым пришёл к государю боярин Семён Языков.

      – Как почивал Государь? – уважительно склонил голову боярин, но Фёдор Алексеевич на спрос этот только рукой махнул, дескать, хватит о пустом, начинай о важном.

      – Из важного… Говорил я вчера с посланником царя польского Яна, с Окрасом. И намекнул мне Окрас, что рад будет бы их король весьма, когда ты Артамона Матвеева простишь.

      – Чего? – Федор Алексеевич удивлённо глянул на Языкова.

      – И гость из Голландии, что к Андрею Виниусу приехал, тоже говорил, что в стране их многие большие люди переживают за Артамона Сергеевича. Волнуются и просить тебя, чтоб вернул ты Матвеева в Москву.

      – А им-то что за дело? – перестав удивляться, царь нахмурился.

      – Так, когда Артамон Сергеевич во главе Посольского приказа стоял, много добрых знакомцев завёл. Вот теперь они все и волнуются.

      – Пусть волнуются, – сверкнул очами Федор Алексеевич, – но Матвееву в Москве не быть! Хватит с него и того, что я ему вместо земли северной в городе Лухе позволил жить. Пусть там и живет. Хватит об этом! Что ещё?

      – На монетном дворе новые клейма