Злые напасти. Алексей Филиппов

согласился его подождать до следующего боя часов на Спасской башне. И не зря ждал подьячий. Явился Афоня раньше назначенного времени, и с двумя лошадьми. Не особо хороши лошадки, но всё на них лучше, чем пешком.

      – Это, – смущенно потупил глаза Афоня, – дядька сказал, чтоб я с тобой непременно был. Боится он за лошадь. А со мной вот дал… Поехали. Я тебе мешать не буду. Я только за лошадьми приглядывать стану. Так дядька велел. Я уж тут ничего поделать не могу. Чего искать будем?

      – Лошадь у меня украли, – буркнул Осип, усаживаясь в седло. – Конокрада хочу сыскать, а чтоб сыскать его, мне надо знать где свечи делают.

      – Какие свечи? – переспросил Афоня, тоже забираясь на седло, но подьячий ему ничего не ответил, а только пятками лошади надподдал. И поскакал к наплавному мосту. Афоня за ним.

      В храме села Преображенского ничего нового Осипу вызнать не удалось. Не стояли в храме свеч из жёлтого воска. Монах-свечник посмотрел на грязно-жёлтый огарок и только руками развёл. Священник посоветовал съездить в село Черкизово. В храме Ильи Пророка поспрашивать. Поскакали туда, но и там ничего. Опять посоветовали. Ох, и любят давать советы люди дюбрые! На этот раз послали в село Гольяново, в храм преподобных Зосимы и Саваттия. Помчали туда, но только выехали за околицу Черкизово, за первым же поворотом дороги наткнулись на поваленное дерево. И так оно неудобно на дорогу легло, что не проехать – не объехать: крона широкая, верхом не перепрыгнешь, со одной стороны канава с дном вязким, и с другой ручей широкий с топкими берегами. Пришлось спешиваться, чтоб дерево чуть в сторону сдвинуть. И только Осип с Афоней, взявшись за толостые сучья, поднатужились, вышли на дорогу лихие люди. Четыре мужичка самого, что ни наесть, разбойного вида. У одного оглобля в руках, другой с топором, а ещё двое кистенями поигрывают.

      – Вот что, милые люди, – подмигнул путешественникам мужик с топором, – ежели хотите жить, то оставляйте нам своих лошадей да гуляйте дальше пешком подобру-поздорову, тогда, может, и без крови обойдётся…

      – Конечно, конечно отдадим, – сразу же опустив сук, дрожащим языком залепетал Афоня. – Берите лошадей, только нас не троньте. Мы пойдём…

      Осип даже рот приоткрыл от этакой речи товарищи, а вот разбойник недоверчиво прищурился.

      – Подожди уходить, – сказал он, подойдя поближе к жертве. – Только пощупаю тебя и пойдёшь… Небось, серебро в поясе прячешть? Потому и такой податливый. Ну-ка, ну-ка дай я тебя пощупаю…

      – Что ты, добрый человек, – Афоня поклонился до земли, а потом быстро схватил горсть песка и швырнул его татю в глаза.

      Пока разбойник левой рукой глаза тёр, Афанасий выхватил из его правой руки топор и наотмашь ударил им того, что с оглоблей. Топор саданул татя по плечу. На зелёные листья придорожной крапивы брызнула алая кровь. Оглобля упала на землю. А тут и Осип не растерялся, схватил он этот тяжеленный дрын и третьему разбойнику по плечу треснул так, что тот кубарем в грязную канаву скатился. Четвертый тать побежал через ручей в кусты, туда же уползли, словно побитые