О чем смеется Персефона. Йана Бориз

долгом прийти невесте на помощь. Они вдвоем приподняли чехол, стащили вперед, уложив на стол как смятую, но не истраченную в пиршестве скатерть.

      Под музыку персикового заката на ореховом столе старшего Осинского проснулась мраморная богиня, полнокровная и царственная, уверенная в собственной неотразимости нынче и навсегда. Фигуру мастер выточил в розоватом камне и усадил на отполированный кусок порфира. Волосы, собранные по тогдашней греческой моде под обод, ложились крупными кудрями, густые и тяжелые. Левая рука прижимала к груди темно-бордовое яблоко из того же редкого и нелюбимого скульпторами камня. Правая протянулась к воображаемой плодовой ветви. Смеющееся, счастливое лицо тоже смотрело вверх – забава ей пришлась явно по душе. Урожай выдался щедрым, потому что в ногах лежали еще три порфирных яблока, а одно закатилось под пятку. Мраморная туника ниспадала широкими живописными волнами, под ней просматривалась круглая коленка, внизу выступала наружу обутая в сандалию ступня с аккуратными пальчиками, на каждом старательно выпиленный ноготок. Одеяние сползло с плеча и до половины оголило тело – гладкое, трепетно живое, с убегающими в глубину прожилками.

      – Скульптура называется «Персефона Ликующая», – оповестил Витольд Генрихович.

      – Я так и уразумел, – обрадовался Аполлон Сергеевич. – Чудится, я уже имел удовольствие лицезреть ее летось во Флоренции. Еще некий конфуз стался с тамошним богачом… а в общем, полноте. – Он махнул рукой и зачем-то отошел к окну, встал спиной к свету.

      – Да-да, она обиталась в коллекции скандального заводчика и попала на аукцион в итоге его банкротства, – подхватил Витольд Генрихович. – Античные сюжеты продолжают занимать главенствующие места в скульптурном пантеоне, сколько ни минуло бы веков.

      Роман Витольдович покосился на гостей, увидел на их лицах интерес и решил кратко пересказать миф:

      – Персефона – дочерь богини плодородия Деметры и супруга повелителя царства мертвых Аида. Он влюбился как я или почти как я, – в этом месте новообрученный хохотнул и покосился на свою невесту, – и выкрал возлюбленную у матери, чтобы сочетаться с ней браком. Деметра от огорчения усохла, и все живое на земле стало погибать. Тогда добрый царь богов Зевс попросил своего братца Аида изредка отпускать жену к ее матушке, дабы дать им взаимно насладиться обществом друг друга. Они пришли к замечательному compromis: две трети года Персефона гостит у Деметры, а одну треть живет с супругом, и тогда на земле наступает мертвая пора.

      – То есть зима, – добавила Исидора.

      – Мы поняли, – усмехнулся Штрудден, но молодой Осинский рассказывал не для него, а для своих приятелей-балбесов, что предпочитали урокам словесности фехтовальные экзерсисы и заурядные пьянки.

      – Это трогательная история о материнской любви. В античной мифологии таких наберется не много, чаще всего легкомысленные божества своих детей пожирают, предают