Оберег на любовь. Том 1. Ирина Лукницкая

сполохами в закрытых глазах. Они убаюкивали мелодией, сотканной из размеренного всплеска весел проплывающей мимо лодочки, монотонным гудением шмеля прямо где-то над ухом, быстрого шелеста стрекозиных крыльев, возмущенным шумом листвы на тополях, нечаянно задетых порывом южного ветра. А где-то совсем вдалеке – правда, не очень музыкально – призывно трубила заплутавшая корова, в панике догоняющая своих близких родственников. Но от ее мычания тянуло чем-то родным и теплым, что никак не портило общую тему, а только добавляло в нее пикантных ноток. Из формата идиллии выбивались лишь пара звуков. Они никак не вписывались в беззаботную атмосферу отдыха и слегка раздражали меня. Какой-то упрямый дачник долбил молотком и временами врубал на всю мощь электропилу, ее визжание мгновенно разрезало пространство, заглушая симфонию природного оркестра и впиваясь мне в уши. Хорошо хоть, эти безобразия проскакивали мимолетно, успевая лишь на миг прервать цепочку безоблачных видений, плавной чередой проплывающих в голове, да еще чуть-чуть царапнуть нынешнее мое состояние – состояние полного душевного равновесия. Человек тот никак не хотел понять, что лето у нас короткое, и блаженные денечки – всего лишь краткий миг счастья. Он все стучал и стучал, а потом пилил и строгал свои доски, доводя свое хозяйство до совершенства. Видно, давал всем понять, что прозябать на пляже – блажь, несовместимая с миссией, возложенной на трудолюбивое дачное племя. Вот неугомонный!

      Скоро моему терпению пришел конец. В воду хотелось невыносимо.

      – Соня, долго еще ты будешь меня истязать и мучить?!

      Так обычно восклицает мама, доведенная до полного отчаянья, когда моя сестра Ира целенаправленно добивается, чтобы ее хорошенько отшлепали.

      – А что случилось? – очнулась Соня, будто услышала меня впервые.

      – Ну, пойдем же скорей купаться!

      Это была уже не просьба, а крик души, истомленного зноем тела.

      – Поля, не нервируй меня, – лениво отмахнулась разомлевшая под солнцем девушка. – Не видишь, я уже задремала. Мне даже сон приснился. Будто я такая маленькая-маленькая, сижу в коробе, а вокруг пирожки, пирожки, и все с картошкой.

      И промямлила, не открывая глаз и еле ворочая языком:

      – К чему бы это, Поль?

      – Дай подумаю, – сказала я, и в этот самый момент заметила, как по правую руку от нас дородная женщина в сарафане, со спины очень похожая на матрешку, с аппетитом откусывает пирожок.

      Начинки отсюда мне было не видно, но чувствительная к еде Соня не могла ошибиться. Пирожок стремительно исчезал в чужом большом рту…

      – Ну и нюх у тебя, Сонечка, – усмехнулась я. – Так вот, слушай. Все просто: девочка среди пирожков означает, что где-то в соседней деревне сейчас пекут пироги с картошкой.

      – Ну, в той девочке я же ясно видела себя! Объясни тогда: при чем здесь я? – резко вскинула ресницы Соня.

      В зеленых слегка замутненных глазах ее расплескалось любопытство.

      – А ты,