Калейдоскоп. Расходные материалы. Сергей Кузнецов

Эдуард повторяет одними губами:

      – Это был рай. Эдем. Эдемский сад.

      Мужчины, юноши и мальчики бродили по его тропам, грелись на его солнце, искали прохлады в тени его дерев. Так было, пока Ева…

      Впрочем, там не было никакой Евы! Ни Евы, ни Лилит.

      А древо познания? Древо познания – было?

      Да, понимает Эдуард, древо познания было. Оно и сейчас установлено в каждой церкви христианского мира. Признанное священным орудие древней пытки – Santa Croce, святой крест.

      Девятнадцать столетий назад мужчины вкусили запретный плод – тело и кровь Христову. Вкусили – и были изгнаны из Рая, лишены любви.

      Те, кого мы любим, покидают нас, потому что мы не можем их удержать. Потому что деньги, слава, мирская тщета – сильнее любви. Все еще сильнее.

      Горячее солнце ласкает Эдуарда, тепло нагретых ступеней вливается в его кровь.

      Но мы можем вернуться! шепчет он. Отравленный плод, запретный фрукт съеден слишком давно. Яд утерял силу, распался в наших жилах. Вино и облатка – это не кровь и плоть. Чуда пресуществления больше не происходит: мы не верим в него. Мы очистились от проклятия, а если даже не мы, то мальчики, обнимающие друг друга в душной темноте дортуаров, – они точно очистятся.

      Врата Эдема откроются: нужно лишь набраться смелости и войти. Вот оно, начало нового века! Уилл был прав, век начался 1 января 1901 года. Бедный Оскар, раздавленный лицемерием и ханжеством, не дожил всего месяц. Если бы он знал то, что открылось мне сегодня, он, возможно, нашел бы силы жить дальше.

      Эдуард засыпает. Измученное тело прижимается к теплым ступеням – и вот из лесов, вскормленных вулканическим пеплом, выходят нимфы, сатиры и фавны – играют на свирелях, стучат копытцами по древним камням, танцуют, убаюкивают, водят хоровод… тончайшие балетные па, сходящиеся и расходящиеся пары, тихий шепоток танцующих, признания в любви, ворчливые жалобы, горькие слова расставания и разрыва.

      Пролетает Эрот, колчан полон стрел, одну за другой он выпускает их в спящего мужчину, в нового святого Себастьяна. Стрелы вонзаются в плоть – и каждая стрела несет любовь, исцеление, избавленье от печалей.

      Лебедем выплывает Леда, прекрасной буйволицей проходит Европа, спускается Афродита – увитая цветами, словно сошедшая с полотна Боттичелли. Не вульгарная Афродита Пандемос, нет, божественная, перворожденная Афродита Урания, Афродита урнингов. Наклоняется над спящим, увивает его чело цветами, целует в лоб.

      И во сне Эдуард замирает на краю вулкана и видит распростертый у ног город, видит, словно прозревая сквозь пространство и время. Сонмы прекрасных мальчиков толпятся на площадях, пьют воду из фонтанов, смеются и дурачатся, – и вот распахиваются двери, на площадь неспешно, как в театре, выходят денди – изысканные, утонченные. Они обнимают мальчиков за угловатые плечи, ведут за собой по шатким лестницам, в душный покой запертых комнат – и, стоя на вершине, Эдуард видит всё: объятия