Двенадцать королей Шарахая. Брэдли Бэлью

он.

      Аромат кардамона, лимонной корочки и хрустящего лука наполнил рот Чеды – на мгновение челюсти заныли от голода.

      – Я покупательница! – заявила она.

      – Нет-нет-нет, – возразил Сейхан, погрозив пальцем сперва ей, потом Эмре, тут же, рядом, возившемуся с мешком алой паприки. – Знаю я, чьи вороватые ручонки тебя кормят!

      Это была их привычная шутка. На деле Сейхан сам позволял Эмре брать какие угодно масла и специи. Они здорово помогали хоть как-то приукрасить и разнообразить унылый рацион, делая даже самую несъедобную стряпню вполне сносной. Платил Сейхан тоже неплохо, в шумные базарные дни, вроде этого, прибавляя по сильвалу сверху обычного. И все же Чеда не могла понять, как Эмре удалось задержаться у Сейхана надолго. Обычно он хватался за любую работу, но быстро перегорал («Нужно заниматься вещами, которые тебе интересны, Чеда, иначе в чем смысл?»), относился к жизни как к источнику развлечений. Однако он, кажется, прикипел к старому Сейхану, и Чеда не могла за него не порадоваться.

      Отвечать на шутку ей не пришлось: Сейхан отвлекся на смуглого мужчину, вдумчиво пробовавшего печенье. Жевал он так медленно, будто пытался оценить каждую специю. Сейхан перешел на кунду, и завязалась оживленная беседа.

      Чеда отвернулась, рассматривая разноцветные приправы со всех концов света. Четыре царства, лежащие вокруг Шарахая: Мирея, Каимир, Маласан и Тысяча земель Кундуна – как спицы колеса, сходились в центре, в Янтарном городе. Рынок специй прекрасно отражал это разнообразие: здесь можно было встретить любой товар мира и купцов, говорящих на всех языках.

      Эмре все не замечал ее. Чеда хотела позвать его, но ее опередили две хорошенькие мирейские девушки, одинаково белокожие, с миндалевидными глазами и блестящими черными волосами – наверное, сестры, дочки богатой семьи: на это намекали платья из дорогого шелка и нефритовые украшения тончайшей работы.

      – Вы вернулись! – Эмре отвлекся от мешка с паприкой и послал им особую улыбку, предназначавшуюся хорошеньким девушкам. Он был уверен, что улыбка эта в сочетании с черной как смоль бородой, заплетенной в свисающие на обнаженную грудь косицы, широким кожаным поясом и наручами, охватывающими мускулистые руки, делает его неотразимым.

      Одна из девушек смущенно захихикала и отвернулась, другая подошла ближе и достала маленький шелковый кошелек. Она говорила слишком тихо, Чеда не расслышала слов, но Эмре сразу бросился ловко наполнять мешочки розовой пустынной солью и какой-то незнакомой оранжевой приправой. Работал он не спеша и явно был не против поболтать, а покупательницы его и не торопили.

      Чеда задумалась: почему он не улыбался вот так и ей? Впрочем, пожалуй, улыбался, пока она не легла с ним, но с тех пор – никогда. Он шутил с ней на людях, притворялся, что они пара, если ему это было удобно, но наедине больше не переступал черту.

      Девушка с кошельком снова захихикала. Ее сестра удивленно молчала, но щеки ее становились все пунцовее. Чеда знала, что не стоит вмешиваться –