Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти. Сантьяго Постегильо

слышали все.

      От гладиаторов до толпившихся рядом рабов и рабынь.

      Наступила глубокая тишина.

      Девушка по-прежнему молчала, из ее губы текла кровь.

      Крикс быстро задышал. В отличие от Спартака, он был безоружен. Собираясь изнасиловать девушку, он оставил кинжал на полу, Спартак же держал наготове меч. При этом фракиец действовал молниеносно. Криксу ничего не светило: попытайся он дотянуться до кинжала, Спартак пронзит его прежде, чем он успеет нагнуться.

      – Ладно… – пробормотал Крикс и отпустил девушку, которая ничком рухнула на пол.

      – Пойдемте отсюда, – добавил Спартак, глядя на остальных и давая понять, что стычка закончилась. – Мы и так потеряли слишком много времени.

      Гладиаторы повиновались и потянулись к дверям. Крикс неподвижно смотрел на Спартака, но Эномай, проходя мимо, взял его за руку и вывел на улицу. Теперь Эномай успокаивал Крикса, как раньше Крикс успокаивал его в гладиаторской столовой, когда фракиец изложил свой замысел побега.

      Не обращая внимания на галлов, Спартак оглянулся: девушка исчезла. Привыкнув быть осторожной, она снова юркнула в укрытие; это мудро, решил он. Затем он увидел пустой таблинум, комнату для занятий. Направляясь туда, он столкнулся с Кастом.

      – Я уже все осмотрел, – сказал ему кельт. – Одни папирусы. Ничего полезного.

      Остальные уже покинули виллу, однако, несмотря на замечание Каста, Спартак решил осмотреть таблинум. Он отдернул штору на входе: внутри и в самом деле были только папирусы. На бедре у Спартака висела котомка, в которой лежали кинжал и еда. Он прошелся взглядом по полкам, читая заголовки папирусов.

      Взяв несколько свитков, он увидел слово «Плавт» и названия пьес. Он давно не читал ничего смешного и вспомнил, как хохотал над этими комедиями в те далекие времена, когда служил в римском войске. До чего же давно это было… Тогда у него были семья, жена, дочери, поместье и даже собственный таблинум с папирусами, разложенными по таким же полкам. Затем Спартак увидел другие греческие надписи и имя сочинителя, которого он никогда не читал: Πολύβιος[41]. Латынь он выучил, общаясь с римлянами, греческий – в детстве. Родители научили его читать и привили ему тягу к учению, потому что это было не только приятно, но и полезно. Он нахмурил брови и наугад, руководствуясь лишь чутьем, стал брать папирусы, на которых стояло это имя, и совать в котомку, пока та не наполнилась.

      – Ты говоришь, чтобы мы брали оружие, а сам тратишь время на какую-то чушь, – раздался голос у него за спиной.

      Движимый любопытством, Каст следовал за Спартаком и подсматривал.

      Спартак не удивился. Он знал, что кельт где-то рядом.

      – Папирус бывает более грозным оружием, чем тысяча мечей, – невозмутимо ответил он и аккуратно разложил свитки в котомке.

      – Папирус, который могущественнее тысячи мечей? – Каст рассмеялся и, уходя, бросил: – Ты безумен, фракиец. Ты просто помешанный.

      Спартак в ответ лишь усмехнулся. Он не собирался рассказывать кельту об Аристотеле, Фукидиде или греческих философах: тот вряд ли поймет. В самые

41

Полибий (др. – греч.), греческий историк.