Руина. Михайло Старицкий

в окрестностях деревни нельзя было найти ни одного человека, – очевидно, что, если и уцелел кто-нибудь от этого погрома, то успел найти приют в какой-нибудь соседней деревне.

      – Гм… что ж еще теперь делать? Так, наобум ехать, бог знает куда… Надо разведать, – произнес задумчиво Кочубей и, подумав с минуту, он прибавил громко: – На коней, хлопцы! Пройдем еще вперед версты три… Тут, я помню, есть корчма, там разузнаем.

      Казаки поскакали. И Остап, и Кочубей ехали молча. Видно было, что картина разоренного и сожженного села произвела на них удручающее впечатление.

      Через некоторое время на дороге показалась большая, хорошо отстроенная корчма.

      – Вот и отогреемся, и разузнаем все! – произнес с удовольствием Кочубей.

      Казакам приказали остановиться подле корчмы. Кочубей и Остап, передав своих коней, направились к самой хате. Еще вступивши в сени хаты, они услыхали громкий взрыв хохота, прокатившийся по всей корчме.

      – Ого, там весело? – заметил Кочубей.

      – Любопытно знать, кто это так смешит людей? – ответил Остап и отворил дверь.

      В корчме было довольно много народа, по преимуществу это были все поселяне; только за одним столом сидел какой-то высокий смуглый казак в богатой одежде, рядом с ним сидело еще душ пять казаков. Ни казак, ни его соседи не были знакомы Кочубею, но наполнявший корчму народ относился к нему очевидно с полным доверием и почтением. Все поселяне группировались вокруг его стола; одни сидели, другие стояли, видно было, что центром и душой всего собрания и был этот смуглый казак. Судя по оживленным лицам окружавших его слушателей, по неуспевшему еще совсем умолкнуть смеху, видно было, что среди собравшихся шла веселая беседа, но едва только Остап и Кочубей переступили порог хаты, как по рядам пробежал какой-то неуловимый шепот, все переглянулись, смех умолкнул, толпившиеся вокруг казака поселяне разошлись по своим местам, – наступило неловкое молчание.

      Озадаченные таким приемом Кочубей и Остап уселись за отдельным столом и потребовали себе по келеху меду.

      Молчание продолжалось недолго, то там, то сям раздались снова отрывистые фразы; говорили все о новом набеге татарском; Остап и Кочубей насторожились.

      Между тем высокий казак, пошептавшись о чем-то со своим соседом, обратился к ним громко:

      – Доброго здоровья, паны товарищи! А чего уселись там отдельно? Пожалуйте к нам, сюда. В гурте, говорит пословица, и каша вкуснее естся. Гей, жиде, вина еще, я плачу.

      – Спасибо тебе, пане – брате, за ласку, – ответил Кочубей, приподымаясь с места, – мы торопимся, заехали только на минуту, отогреться с дороги.

      – Издалека едете?

      – Да вот ездили в Стожки; донесли гетману, что татары появились и околицы пошарпали, так догнать хотели.

      – Ну что ж, догнали? – спросило с живейшим любопытством несколько голосов.

      – Опоздали, поздно донесли нам… они, видно, уже дня два тому назад ускакали из села.

      – Мудрено было бы и догнать, – заметил, подморгнувши