Нерон. Блеск накануне тьмы. Маргарет Джордж

на самом деле упоминание о матери заставило меня напрячься.

      Много лет назад все поверили (или мне только так казалось) в то, что она покончила с собой после того, как была уличена в измене. И если самоубийство она не совершала, то меня устранить действительно хотела.

      Мать методично плела интриги, целью которых было свергнуть меня с трона и даже убить… Убить своего единственного сына.

      Шло время, и мне стало ясно, что выжить сможет только кто-то один из нас и надо сделать так, чтобы это был я.

      Это случилось пять лет назад, и воспоминания о случившемся были похоронены вместе с ее пеплом. Но теперь эта история снова всплыла и угрожала моему правлению.

      – Очевидно, ты должен сделать больше, – просто сказал Тигеллин.

      – Но что еще я могу сделать?

      – Найди виновных и накажи их.

      – Возгорание было случайным… – в сотый раз начал я. – Но возможно, и нет… – Я снова вспомнил тех людей, что забрасывали в дома горящие факелы.

      – О чем думаешь? – спросил Тигеллин.

      – Я кое-что видел… кое-что подозрительное… в самые страшные дни пожара.

      И я рассказал Тигеллину о тех мужчинах и о странных словах, что они выкрикивали.

      – Они говорили о конце времен? Об огне?

      – Я сейчас дословно не смогу повторить – на меня тогда дождем сыпались горящие искры, – но я точно помню, что двое из них упоминали имя Иисуса.

      Тигеллин коротко кивнул, но я заметил, что на его губах мелькнула слабая улыбка.

      – Христиане!

      – Что ты о них знаешь? – спросил я. – Это можно как-то связать с пожаром?

      – Вот найду с десяток и расспрошу, – ответил Тигеллин. – Так, как только я умею.

      – Нет, приведи их сюда, ко мне. Я желаю сам их допросить.

      Мне не хотелось, чтобы Тигеллин применял к ним свои жесткие методы допроса, – так он мог вынудить их дать неверную информацию.

      – Хорошо, сколько человек тебе доставить?

* * *

      В зале приемов передо мной выстроили пятнадцать человек: мужчины и женщины, все разных возрастов и, судя по виду, принадлежащих к низшим классам общества. Это могли быть недавно получившие свободу рабы или бедняки, которые подрабатывали разносчиками или чернорабочими и выживали благодаря бесплатно раздаваемому зерну.

      Но держались они с достоинством, совсем не так, как в их положении при встрече с императором держались бы другие: стояли с гордо поднятыми головами и не отводили глаз, когда я на них смотрел.

      – Все они принадлежат к группе, которую называют «церковь Петра», – доложил мне Тигеллин. – Она самая большая в Риме – насчитывает человек сто, если не больше.

      – И сколько же всего в Риме христиан? – спросил я мужчину, который, как мне показалось, был лидером этой группы.

      – Трудно сказать, цезарь, – ответил тот. – Может, несколько тысяч. Но по сравнению с евреями нас мало, их тут тысяч сорок.

      – А вы разве не являетесь ответвлением иудаизма? – уточнил я.

      – Некоторые так нас называют, но только не евреи! – рассмеялся мужчина.

      Это