Руки Орлака. Морис Ренар

судьба вполне может переменить свое мнение, он ликовал, не зная в этом ни меры, ни пощады.

      Между тем шевалье встал позади Орлака-старшего и принялся корчить разные гримасы, эзотерический смысл которых Стефену никак не удавалось постичь. В конце концов он догадался лишь, что настаивать не следует, что отказ не будет иметь особого значения, так что в конечном счете, порядком измученный, охваченный безудержным желанием открыть дверь и надрать уши жене Крепена, которая, как он подозревал, подслушивала через замочную скважину, встал, с холодной яростью обнял отца и, не дожидаясь заключительной части обличающей диатрибы, внезапно лишил его аудитории.

      Старик уже начал было бранить шевалье, но тот, проскользнув за спину Стефена, шепнул ему на ухо:

      – Завтра он женится!

      На лице молодого человека отразилось такое удивление, что шевалье, опасаясь, как бы он не вскрикнул, громко закашлялся, чтобы заглушить это возможное восклицание.

      – Дирижер! – пояснил он. – Дирижер!

      – Да? – переспросил Стефен, уже выходя из особняка. – Тогда все в порядке. Но знали бы вы, мой император, сколько мне довелось пережить тревог!..

      На улице было темно. Ни одна звезда не показалась ему достаточно яркой для того, чтобы быть его звездой.

      Глава 11

      Осязаемый призрак

      Подходящая квартира наконец была найдена – на бульваре Монпарнас, на седьмом этаже. Она понравилась Стефену обзорным видом, открывавшимся из окон, наличием клетушки, которую он намеревался превратить в комнату рук, и близостью улицы Асса.

      Была назначена дата переезда.

      Несколькими днями ранее жилище на улице Гинемера стало свидетелем последнего, но отнюдь не самого малопримечательного эпизода этого странного приключения.

      Был час ночи. Стефен, только что вернувшийся из «Пурпурного концерта», пребывал в возбужденном состоянии, а Розина что-то шила в курительной комнате при свете лампы, покрытой искусно расписанным шелковым абажуром.

      Часом ранее, устав доверху набивать ящики массой мелких предметов, она прошла в спальню и разделась, предварительно поместив в сейф, как она это делала каждый вечер, акции угольного предприятия, которые в один прекрасный день должны были подняться в цене до ста тысяч франков, но в данный момент могли быть проданы лишь за восемнадцать тысяч. Она уже распустила свои прекрасные волосы, когда вдруг вспомнила, что, складывая ящики, зацепилась юбкой за гвоздь и в ней образовалась небольшая прореха. Почти обрадовавшись занятию, которое позволило бы ей дождаться возвращения Стефена, она надела восхитительный светлый пеньюар и отправилась зашивать дыру в курительную комнату, уже больше не беспокоясь о ценных бумагах. По правде говоря, мысль о них промелькнула в ее голове, но с тех пор, как она решила держать их при себе, ей доводилось раза два-три выпускать их из виду, и ничего спектрофелического или инфракрасного не случилось.

      К тому же курительная комната была смежной со спальней.

      Из