Реализаты. Урса Минор

земли, подхватил Лару на руки и снова шагнул в пропасть, пару минут назад чуть не стоившую ему жизни.

      ***

      Лара, никогда до этого не прыгавшая ни со скал, ни даже с парашютом, но глубоко впечатлённая только что развернувшимся перед глазами чудом наглядной реализации, вцепилась ему в шею мёртвой хваткой, боясь одновременно и закрыть глаза, и оставить их открытыми.

      – Не бойся, – прошептал ей в ухо Роберт. – Я здесь. Теперь всё будет хорошо.

      Она кивнула, глядя на него снизу вверх из-под его подбородка и отчаянно пытаясь поверить. Встречный воздушный поток трепал её короткое платье.

      – Ты – в центре вселенной, а центр всегда невредим, – продолжал он шёпотом, с дрожью понимая, что вот-вот ещё чуть-чуть и ему больше не захочется ни о чём думать. – Смотри, как красиво.

      Внизу, в ущелье, оранжевое постепенно сходило на нет, уступая пространство, в котором больше не нуждалось, надвигающейся на землю ночи.

      – Я хочу тебя, – сказала она, когда его ноги коснулись чёрного дна.

      Я знаю, молча согласился он. Ни о какой любви пока ещё не было никакой речи.

      ***

      Потом, когда мир снова обрёл очертания, они долго шли пешком, и на её измятое белое платье слетались и садились голубые ночные мотыльки. Знал ли Роберт о том, что у него родится сын?

      Он просто об этом не думал.

      8. 2327 год. Бенжи

      Я – Бенжи, я – посредник. Правда, не знаю между кем и кем. Или между чем и чем.

      Я вожу удивительных существ из одного удивительного места в другое удивительное место. Но чем дальше, тем более странной кажется мне моя работа, потому что от такой перестановки слагаемых сумма удивительного в той локальности, которая меня окружает, абсолютно не меняется.

      Странно: что-то перевернулось в моём мире, – я стал по-другому воспринимать тот мизер, тот почти нуль, который всё это время так виртуозно притворялся мной. И не менее странно, что мне всё это странно. Потому что…

      Бенжи, вспомни: ты машина, ты умеешь не врать. Потому что она любит тебя. Поздравляю тебя, Бенжи, – нуль, имеющий значение, нулём больше не является.

      Серебристые ладони Бенжи легли на приборную доску. Ему не нужны были экраны, шкалы и индикаторы для того, чтобы знать, как именно течёт настоящее здесь, внутри его челнока.

      Ему не нужны были глаза для того, чтобы знать, что там, внутри Альфы, настоящее тоже течёт вполне определённым образом: Ая так и будет стоять, уткнувшись лбом в двери шлюза до тех пор, пока дрожь от работающих двигателей орбитера будет слышна через стектонит, – пока он не отстыкуется.

      Бенжи держал руки на приборной доске и пальцы его дрожали.

      Он был машиной и не умел нервничать. Руки его никогда не были источником дрожи. В полёте дрожь всегда приходила к нему снаружи – с кормы, в которой гудели основные двигатели, или с дополнительных двигателей системы ориентации, или с фюзеляжа, и он никогда не придавал этой дрожи значения. Нет, не так: придавал, но значение это всегда было чисто практическим – количество оборотов, скорость,