И один в поле воин. Юрий Петрович Дольд-Михайлик

сократил свою жизнь на эти минуты тяжелой неуверенности и ожидания!

      Если б судьба была послушной и подчинялась воле людей, жизнь многих была бы значительно короче. Люди сами укорачивали бы свой век, чтобы поскорее достичь цели, чтобы избавиться от минут, часов, дней нестерпимого ожидания.

      А Генрих, не колеблясь, отдал бы половину жизни, чтобы очутиться сейчас на родине!..

      Что за глупости у него в голове! – «Если б судьба была послушной». Мы должны заставить ее служить себе!

      А для этого надо не философствовать, а бороться, беречь каждую минуту, а если нужно – и ждать, ждать, стиснув зубы, беззаботно ходить по краю пропасти, в которую можно свалиться ежеминутно. Вот и сейчас могут войти к нему в комнату, и все будет кончено.

      И все же ему не так трудно, как тем, кто работает поблизости, в Сен-Реми, под землей. Он, Генрих, если будет осторожен, увидит светлый день победы. Ведь все зависит от него самого, от его смелости, ловкости, умения.

      А что могут сделать для своего спасения русские, французы, чехи, поляки, брошенные в подземелье, лишенные надежды когда-либо увидеть солнце, подышать свежим воздухом, полюбоваться красотой мира, вернуться на родину и встретиться с родными, близкими, друзьями?

      И они еще должны работать на врага, вооружать его новыми минометами, еще более смертоносными минами, хотя каждый миномет – это приближение собственной смерти. Страшной смерти всех тех, кто брошен в подземелье.

      Лютц тогда так удачно проговорился о существовании этого подземного завода. Вот за то, чтобы не было таких лагерей смерти, Генрих и должен бороться. Нет. Он не имеет права на усталость и отдых. Он не имеет права чувствовать, что у него есть нервы. Ибо каждое выполненное им задание приближает час победы. Это месть за всех тех, кого, может быть, именно в эту минуту, когда он лежит и отдыхает, сжигают в крематории.

      Отдыха для него нет и быть не может!

      Генрих вскочил с кровати и начал одеваться.

      Спускаясь по лестнице, он вспомнил о своем обещании генералу и зашел в ресторан.

      – Здравствуйте, мадам!

      – О, вы уже приехали, а я боялась, не случилось ли чего, ведь мы вас ждали еще до завтрака. Садитесь! Прошу вас.

      – Мадам Тарваль, у меня к вам большая просьба. Если вы выполните ее, я буду вам искренне благодарен.

      – Вы же знаете, барон, что я сделаю для вас все, что в моих силах.

      – Мне нужно десять бутылок хорошего, но действительно хорошего шампанского, не хуже того, каким вы угощали меня перед отъездом.

      – У меня нет, но я знаю, где можно достать. Через полчаса все десять бутылок будут здесь.

      – Вы упакуете его, а я пришлю за ним своего нового денщика – он отнесет куда нужно.

      Генрих повернулся, чтобы уйти, но в эту минуту открылась боковая дверь и в зал вбежала Моника.

      – Мама! Ты знаешь, я… – начала она еще от двери, но увидев Генриха, остановилась и покраснела.

      – Здравствуйте, мадемуазель Моника, как себя чувствуете?

      – Хорошо,