Тёмная история. Чело-вечность. Наталья Сергеевна Алмазова

и исследовательской деятельностью, и пригодным для проведения опытов инструментом, и сверхъёмким накопителем, чем угодно, но едва ли экспериментатором как таковым. Зато теперь мне пришлось стать им, этим кем-то, ответственным за всё и сразу. Дополнительная роль в послужном списке не радовала и не огорчала, суля лишь неминуемый прирост злободневных забот.

      После глубокого, словно зимний сон, забытья я наконец-то очнулся, примиряясь с новой обстановкой. Я здесь. И я есть – вбираю осень чужого мира, пропуская её сквозь себя потоками мерклого перемешанного с влажной духотой света.

      На ветру тоскливо шелестела изорванными краями выцветшая афиша, полузаклеенная щербатой рекламой. Пустой отголосок минувшего события. Сколько же тут ненужных, утративших смысл вещей! Мы себе такого не позволяли.

      Медленно я начинал осознавать происходящее. Лист выпал из разжавшейся ладони и, совершив неуклюжий пируэт, опустился в грязь. Я… А что я такое? – вот мой первый чётко сформулированный вопрос, возникший сразу же после того как информационный шторм в сознанье поутих. Мыслительный процесс предельно упростился: свыше с наличествующей энергоёмкостью было попросту не потянуть. Тут я уже приценился, оттого моё решение не было пустым капризом возжаждавшего экзотики путешественника, нацепившего юбку из банановых листьев потехи ради.

      Вдруг откликом на поисковый запрос перед глазами стали возникать размытые образы. Удивительно, но я мало что из увиденного помнил, словно создавая воспоминания заново.

      Что это вообще за монументальностью строение? Кто эти создания? На вид ничего такого, вот разве что немного иное строение пальцев, нечеловеческие оттенки кожи и некоторое подобие рептильей чешуи.

      А-а.. так я – один из них? Я несколько недоумённо оглядел себя. Похоже на то. Почему я задаюсь вопросами? Совершенные знают всё.

      «Совершенство – удел ангелов». Я замер. Откуда это? Как будто чей-то чужой голос нашептал.

      Я сжал голову когтистыми пальцами. Мне было ох, как не по себе. И когда это я стал с такой неслыханной трепетностью интересоваться этим вот самым «мной»? Пальцы, коснувшись лба, скользнули по идеально-гладкой коже вниз, ощупывая заостренное лицо, белое, как мрамор, с легким оттенком потемневшего серебра. Я смотрел на мир со стороны. И на себя. Тоже.

      Мимо прошёл редкий в этот час прохожий. Приблизившись ко мне он зябко поежился и плотнее закутался в толстый тёмно-бордовый шарф, почти чёрный впотьмах. Он не обратил на меня ни малейшего внимания, как не обратил бы его и на старую афишу. И на покосившийся фонарный столб. Работает, стало быть, защитный алгоритм. Хорошо. Только каждый раз отводить чужой взгляд – не дармовое это удовольствие. Помножь количество свидетелей на десять, и цена за чудодействие вырастет кратно. Морок обойдётся многим дешевле: пусть уж видят хоть что-то – тень, силуэт, случайный образ. Что-нибудь.

      Проводив человека взглядом, я ещё раз рассеянно осмотрел тело, которым ныне владел. Каким же оно было обманчиво