Разбой. Петр Воробьев

принял «Ворона Итсати» за Ариамиров турболёт. Решил, верно, что Ариамир на совет с Осгодом летит.

      – Стволовой, стволовой, дядя с лысой головой! – запел Нирлик. Когда толстый северянин вышел из клети, девчонка молниеносно подскочила к нему и резко дёрнула за два кожаных ремешка, отчего оторочка клобука стянулась, полностью скрывая лицо Нирлика в меху оторочки.

      – Вот какой он, северный, хищный, зимний, красивый, толстый, и быстрый, – заключила стволовая, удовлетворённо созерцая содеянное.

      Глава седьмая. Окрестности Неровной горы

      – Вместо жареного кабана, в пиршественный покой внесли отрубленную голову чёрного быка.[137]

      Это был знак приспешникам Кре́хтонов. По нему, за спиной у каждого из пировавших встали по два воина, схватили их, и вытащили во двор замка. В то же время, а предзамке Крехтоны перерезали всю стражу Дубх Глайсов. Пировавших вытащили во двор, и всему клану Дубх Глайс отрубили головы – не только воинам, но и жёнам, детям, коням, и даже волкодаву ярла. Чтобы духи убитых не могли преследовать убийц за предательство, шаман клана Крехтон приказал закопать тела на перекрёстке двух дорог, в цепях, вниз лицом, а Вули ярлу велел пришить голову его же волкодава.

      – Нет чтоб тканевой лентой приклеить, – шепнул Самбор.

      – Ли́рмонт скальд сложил про то так:

      Дун Эйдин замок, вот мой завет: Проклятье – твой удел. Придёт расплата за Чёрный обед.

      Что Вули недоел. Слушая рассказ о беде ярла Вули и его рода, Мегайро не смог удержаться от мысленного сравнения давних событий на острове Альба с участью Эрскеренскрага: и там, и там присутствовали предательство, разорение, даже истребление детей и жён, наконец, Тико тоже отрубили голову. На такую драму мог быть способен только облачённый во всё чёрное исконный гутан. Замогильным голосом, Вамба продолжал: – Шаман Крехтонов не знал, что на его род легло не только скальдическое проклятье Карайда Лирмонта. Диде́аг, жрица клана Дубх Глайс, начала говорить тайные слова, когда над её головой уже поднималась крехтоновская секира. Это было одно из тех заклинаний, что отблёскивают из нашего мира в следующий, и когда отрубленная голова колдуньи катилась по полу, губы продолжали двигаться, пока не произнесли все заветные слова – в то самое время, когда голову волкодава взгромоздили на плечи Вули Дубх Глайса.

      – И он поднялся из мёртвых? – спросил кто-то из детей. Вамба астроном покачал головой:

      – Из края вечной молодости никому из смертных возврата нет. – А приклеил бы тканевой лентой, восстал бы, – уверенно заметил Самбор. Чадо на нижнем ярусе нар тоненько закашляло. Хи́ледд бросила в его сторону обеспокоенный взгляд. Кашель прекратился. Астроном продолжал: – Но заклинание, произнесённое и в этом мире, и в следующем, открывает духу временный путь обратно с островов Кли́ны[138], особенно если остались неоконченные дела. Только и обычный-то

137

События в этой сказке примерно следуют описанию Чёрного обеда, состоявшегося в Эдинбургском замке 24 ноября 1440 года. Тот же неприятный случай использован как материал в одном известном современном романе (грех был бы и по этому тексту не проехаться). Стихотворение – вольный перевод настоящих стихов XV века, записанных одним из историков клана Дуглас: «Edinburgh castle, toun, and tower, God grant ye sink for sin; And that even for the black-dinner, Earl Douglas gat therin.»

138

Клина – одна из богинь загробного мира.