Чекистские фантазии. Олег Северюхин

мымра из сороковых годов. Кому-то это покажется в диковинку, а мы все это проходили на своей шкуре.

      Сейчас бы сюда мой старенький «Океан», чтобы через треск глушилок послушать то, что говорят о нас разные западные голоса. Половина – откровенное вранье, но зато вторая половина – реальное отражение того, что есть. Правду от вымысла отличить легко. Для этого не нужно иметь семи пядей во лбу, нужно только знать, чем живет наш сегодняшний труженик и все станет понятно.

      Судя по первым впечатлениям, уровень жизни российских граждан в столице относительно ровный. Я еще не видел ночной жизни, когда на свет выползает все, что прячется от дневного света. Да и столица не показатель уровня жизни в России.

      Москва всегда жировала. Пусть не всегда, но москвичам частенько отламывалось то, что провинциал в своей жизни не то что не пробовал, но даже и не видел, и не слышал ни разу. Вряд ли что изменилось и сейчас. Нужно смотреть и поменьше давать своих оценок. Как Лена подпрыгнула: вы издеваетесь или действительно так думаете? Значит, и у них в сознании или в подсознании тоже существует мысль, что не все так хорошо, когда любое место, куда ни плюнь, называется именем лидера нации. Странное дело, но я не видел ни одного милиционера и ни одного военного за исключением караула их кремлевского полка.

      Сквозь сон я слышал скрип старого паркета в коридоре, как будто кто-то тяжелой поступью проходил по безлюдным коридорам. Где-то раздавалось хлопанье дверей. Иногда мостовая сотрясалась от проехавшей тяжелой машины. Мусоровоз, наверное.

      Город жил своей жизнью. Своей жизнью жил каждый дом, каждая улица, каждый камень в мостовой. Все они хранили события прошлых лет и не могли спокойно держать свои тайны, пытаясь как-то сообщить, что они здесь и их нужно выслушать.

      Что я здесь делаю? Ведь в масштабах государства я никто и звать меня никак. Чего со мной возятся как с важной персоной, которую нельзя никому показывать? Вроде бы свобода мне не ограничена, но живу я не в гостинице, а на какой-то конспиративной квартире или в конспиративном месте и сплю на казенном диване сталинского образца.

      Вроде как лидер нации заинтересован в моем приезде и что-то связано с моими стихами. Но я же не Пушкин и не Лермонтов. Пушкин был известен и при жизни, а Лермонтова оценили по-настоящему после смертельной дуэли.

      Неизвестно, как бы сложилась судьба у Пушкина и Лермонтова, если бы они не дрались на дуэлях и продолжали бы свою литературную деятельность до преклонных годов, будучи законопослушными подданными русского царя. И помнилась бы у одного сказка о царе Салтане и о работнике Балде, а у второго «Бородино», как у Льва Толстого «Война и мир», а остальное так, расписка пера для написания главного произведения.

      Но я-то не был напечатан и поэтому не считаюсь как профессиональный писатель. Я самостоятельно публиковался на «Самиздате», да там только ленивый не публикуется. Что же тогда привлекло внимание ко мне?

      Написал