Британец. Джоди Эллен Малпас

говорю я, помогая снять кольцо. Оно легко соскальзывает с пальца. Я надеваю его на мизинец, но даже не хочу на него смотреть. И не хочу носить. Никогда не хотел. Потому что это чертовски большая ответственность.

      – Заставь меня гордиться, – с этими словами его глаза закрываются.

      – Я не подведу, – отвечаю я, утыкаясь лицом в подушку. – Покойся с миром.

* * *

      Закрыв за собой дверь, я сразу же натыкаюсь на дядю Эрни – двоюродного брата моего отца. Не знаю, почему называю его дядей, но так приказал Папаша, поэтому я никогда не спорил. Эрни – полная противоположность отцу, он вполне законопослушный гражданин. Он честно зарабатывает миллионы на фондовом рынке, поэтому является полноправным и уважаемым членом общества. Меня всегда интересовало, как они ладили с Папашей, учитывая разные взгляды на этику и мораль. Возможно, это как-то связано с тем, что Эрни остался последним живым родственником отца. Они всегда хорошо общались, но это из-за того, что оба понимали одну простую истину: не стоит лезть в дела другого. Наверное, можно счесть неуместными любовь и уважение, которые проявлял Эрни по отношению к отцу, но все же приятно вспоминать их совместные посиделки на веранде с кубинскими сигарами и бренди.

      – Эрни, ты опоздал.

      Он безвольно опускает плечи, и у него на лице появляются глубокие морщины.

      – Прости, сынок. Я знаю, что ты по-настоящему любил этого жестокого ублюдка.

      Я слегка улыбаюсь, а он кладет руки мне на плечи и крепко обнимает.

      – Знаешь, что твой старик постоянно мне говорил? – спрашивает он.

      – Что ты чертов святоша?

      Дядя со смехом отпускает меня, чтобы достать из внутреннего кармана какой-то конверт.

      – Чертов? Да этот святоша миллион раз спасал ему жизнь!

      Я улыбаюсь, припоминая такие моменты. Однажды в Нью-Йорке гангстер-шестерка решил, что сможет подняться, если у него получится завалить моего отца. Эрни заметил, как парень вытащил пистолет, и успел крикнуть об этом Папаше. Люди отца схватили парня, а потом пытали. Мне тогда было двенадцать. Я наблюдал, как буднично они выдергивали у него ногти, словно просто выщипывали непослушные брови. А потом они вырезали у него на груди эмблему семьи и залили в раны кислоту. И я тогда улыбался. Этот урод пытался убить единственного человека, который обо мне заботился. Поэтому он заслужил свое место на электрическом стуле и последовавший удар током. Кстати, это я пустил ток.

      Другой случай произошел в Коста-Рике. Тогда мне было пятнадцать. Тогда шлюха дождалась, когда отец заснет, и приставила нож к его горлу. Но Эрни успел вмешаться. Оказывается, ее подослало ГРУ. Я никогда не спрашивал о дальнейшей судьбе этой проститутки.

      Это не мое дело.

      – Вот, – говорит Эрни, протягивая конверт. – Твой отец попросил передать тебе.

      Я медленно беру его в руки, будто внутри может оказаться взрывное устройство.

      – Что там?

      – Последняя воля и завещание, – с ухмылкой