Британец. Джоди Эллен Малпас

на меня так, словно я была самым мерзким созданием в мире.

      Я ничего не ответила. Просто смирилась с их отвращением. Иронично, что один из мужиков, потащивших меня к выходу, мог стать причиной моей боли. Меня зашвырнули на заднее сиденье шикарной машины, а потом отвезли туда, откуда я не так давно сбежала. К этому моменту страх и боль почти уравновесили друг друга.

      Меня пересадили в кресло-каталку и отвезли в отдельную палату. Уложили на больничную койку. Подключили разные датчики.

      Надо мной склонилась медсестра, а мужчины остались дежурить возле двери, чтобы я не повторила попытку побега. Но я бы и не смогла, даже если бы сильно захотела. Страх парализовал разум, а боль сковала тело.

      И потом я услышала это.

      Бип.

      Бип.

      Бип.

      Я повернула голову и наблюдала за медленными и плавными движениями пульсирующей линии.

      – Сердцебиение слабое, но оно есть, – сообщила медсестра, повернувшись в сторону двери. Он уже успел войти и встать вместе со своими людьми.

      Он посмотрел на меня так, будто я каким-то чудом сумела избежать смерти. Так оно и было. Но что случится после этого кошмара? Стоит ли стараться выжить? И когда этот ужас прекратится?

      – Девочка, начинай тужиться, – посоветовала медсестра, когда у меня начались болезненные схватки. Запрокинув голову, я истошно закричала, умоляя, чтобы это поскорее закончилось.

      Спустя две попытки, мне на грудь положили крошечное тельце. Я взглянула вниз и увидела маленькую окровавленную головку. И сразу запаниковала. Мой малыш совсем не плакал.

      – Мальчик, – сообщила медсестра, грубовато вытирая его маленькое личико.

      – Оно там живое? – раздался голос со стороны двери.

      Оно. Для этого ублюдка мой сын был среднего рода. Безымянным комком новой жизни. Но для меня он стал всем и сразу.

      Медсестра легонько шлепнула малыша по попке, отчего тот громко закричал, будто решил оповестить мир о своем прибытии. Я вздохнула и откинулась на подушку, а медсестра перерезала пуповину и поднесла сына к моей груди.

      Те пятнадцать минут, пока он лежал и посасывал ее, стали самыми чудесными минутами моей жизни.

      А затем его выхватили у меня из рук.

      – Нет! – крикнула я, пытаясь забрать младенца у медсестры, которая уже заворачивала его в одеялко, чтобы передать этому мерзавцу. – Пожалуйста, не надо!

      Я мгновенно разрыдалась, хотя прекрасно знала, что все так и будет. Мое сердце разрывалось на части.

      – Роуз, мы же заключили с тобой сделку, – напомнил он, покачивая моего сына на руках. – Ты элементарно не сможешь позаботиться о нем. Какая жизнь его ждет, если вы будете жить на улице?

      Сделку? Я не заключала сделок с ним. Всего лишь сказала то, что от меня хотели услышать.

      – Он – единственное, что у меня есть. – Я скрючилась от невыносимой боли. Почему она похожа на предсмертную агонию? Или так ощущается бескрайнее