Красное небо. Сережа Кроликов

наконец повернулась ко мне, и в её глазах было что-то большее, чем просто боль. Было сожаление, разочарование, но и… что-то, что я не мог точно назвать.

      – Ты изменился, да? – её голос был тихим, но в нём была доля надежды.

      Я кивнул, чувствуя, как в груди снова вспыхивает что-то, что я так давно прятал. – Я стараюсь, Марина. Всё это… война, разрушения… они многое изменили во мне. Я не тот, кем был.

      Она некоторое время молчала, просто смотрела на меня. В этот момент всё вокруг – взрывы, хаос, разрушения – казалось, отступило на второй план.

      – Я тоже изменилась. – наконец произнесла она. – Но… я не знаю, сможем ли мы вернуть всё, как было.

      Наш разговор прервала Катя. – Я нашла кое-что. – сказала она, держа в руках пару бинтов и грязную тряпку.

      Тишина вновь опустилась на комнату – каждый из нас был погружён в свои мысли, но было ясно, что так долго оставаться на одном месте опасно. Мысли об отдыхе казались чем-то далеким и недосягаемым. Мне казалось, что за этой ночью последуют новые испытания – не только внешние, но и внутри нас самих. Ночь тянулась бесконечно.

      Мы легли на холодный, сырой пол и слушали, как ветер ревет снаружи, не давая нам ни минуты покоя. Он был как напоминание о том, что мир, который мы знали, ушел безвозвратно.

      Я повернулся на бок, и мои глаза устремились на Марину. Ее лицо было скрыто в тени, но я видел, как она уставилась в пустоту, словно пытаясь найти ответы там, где их уже давно не было.

      Ее карие глаза, когда-то искрившиеся жизнью и теплотой, теперь были тусклыми, как осколки стекла. В них отражалась пустота, в которую погрузились все наши прежние чувства.

      – Помнишь, как мы думали о детях? – вдруг вырвалось у меня, прежде чем я успел осознать, что говорю. Голос прозвучал тихо, почти шёпотом, но в тишине он разорвал воздух, как гром.

      Марина замерла, её глаза медленно повернулись ко мне. В её взгляде не было ни тепла, ни упрёка – только усталость.

      – Помню, – ответила она, её голос был таким же тихим, как мой. – Мы спорили, как назовём их. Ты хотел назвать девочку Кирой.

      Я слабо улыбнулся, вспоминая те дни. Как наивно мы спорили тогда о таких простых вещах, думая, что у нас будет время решить, что будет лучше. Моя улыбка быстро угасла, когда реальность вновь вернулась.

      – А ты хотела Киару, – добавил я, вспоминая её лицо в те моменты, когда она с энтузиазмом предлагала имена, мечтая о будущем, которое мы так и не построили.

      Она кивнула, снова уставившись в потолок. Эти воспоминания были как осколки стекла, впившиеся в наши души, напоминая о том, что когда-то было так близко, но теперь безвозвратно утрачено.

      – Теперь всё это не имеет значения, правда? – сказала она через несколько мгновений. В её голосе была горечь, но и что-то ещё – сожаление, которое она пыталась скрыть.

      – Я не знаю, – честно ответил я, глядя в ту же точку на потолке, что и она. – Возможно, сейчас не время для таких разговоров. Но я всё ещё хочу верить, что что-то можно исправить.

      Марина молчала, её глаза снова устремились в потолок. Я чувствовал,