Книжный вор. Маркус Зусак

малолетняя! – заорал он. Слово шибануло Лизель по спине. – Я тебя тут раньше не видел!

      Представьте – назвать шлюхой десятилетнюю девочку. Таков был Пфиффикус. Все единодушно соглашались, что они с фрау Хольцапфель составили бы премилую парочку.

      – А ну иди сюда! – Это были последние слова, которые услышали на бегу Лизель и Руди. Не останавливались они до самой Мюнхен-штрассе.

      – Пошли, – сказал Руди, когда они немного отдышались. – Вон туда, недалеко!

      Он привел ее к «Овалу Губерта», где произошла история с Джесси Оуэнзом, и они молча встали, руки в карманы. Перед ними тянулась беговая дорожка. Дальше могло быть только одно. И Руди начал.

      – Сто метров! – подначил он Лизель. – Спорим, я тебя перегоню!

      Лизель такого не стерпела:

      – Спорим, не перегонишь!

      – На что ты споришь, свинюха малолетняя? У тебя что, есть деньги?

      – Откуда? А у тебя?

      – Нет. – Зато у Руди возникла идея. В нем заговорил донжуан. – Если я перегоню, я тебя поцелую! – Он присел и стал закатывать брюки.

      Лизель встревожилась, чтоб не сказать больше.

      – Ты зачем это хочешь меня поцеловать? Я же грязная!

      – А я нет? – Руди явно не понимал, чем делу может помешать капелька грязи. У каждого из них период между ваннами был примерно на середине.

      Лизель подумала об этом, разглядывая тощие ножки соперника. Почти такие же, как у нее. Никак ему меня не перегнать, подумала она. И серьезно кивнула. Уговор.

      – Если перегонишь – поцелуешь. А если я перегоню, я на ворота не встаю на футболе.

      Руди подумал.

      – Нормально.

      И они ударили по рукам.

      Вокруг все было темно-небесным и смутным, сыпались мелкие осколки дождя.

      Дорожка оказалась грязнее, чем с виду.

      Бегуны приготовились.

      Вместо стартового выстрела Руди подбросил в воздух камень. Когда упадет – можно бежать.

      – Я даже не вижу, где финиш, – пожаловалась Лизель.

      – А я вижу?

      Камень врезался в грязь.

      Они побежали – рядом, толкаясь локтями и пытаясь забежать вперед другого. Скользкая дорожка чавкала под ногами, и метров за двадцать до конца оба разом повалились на землю.

      – Езус, Мария и Йозеф! – заскулил Руди. – Я весь в говне!

      – Это не говно, – поправила Лизель, – это грязь, – хотя не была так уж уверена. Они проехали еще метров пять к финишу. – Ну что, ничья?

      Руди оглянулся – сплошь острые зубы и выпученные синие глаза. Пол-лица раскрашено грязью.

      – Если ничья, мне же все равно положен поцелуй?

      – Еще чего! – Лизель поднялась и стала отряхивать грязь с курточки.

      – Я тебя не поставлю на ворота.

      – Подавись своими воротами.

      На обратном пути на Химмель-штрассе Руди предупредил:

      – Когда-нибудь, Лизель, ты сама до смерти захочешь со мной целоваться.

      Но Лизель знала другое.

      Она дала клятву.

      Никогда в жизни она не станет целовать этого