Лес. Светлана Тюльбашева

больно все: ходить, сидеть, лежать. На нас не осталось живого места. «Повезло, что мы в тот день были в куртках, – снова подумала я. – Повезло, что зашли в лес в куртках, не повезло, что вообще туда зашли». Я думала одни и те же мысли день за днем.

      – Ты поспала хоть немного?

      – Нет. Ты ничего не слышала ночью?

      – Только тебя.

      Лика отбросила кусок бутылки.

      – Ничего не получается. Зараза. Черт-черт-черт. Я слышала, будто кто-то кричал, звал кого-то. Слушай, я вот что думаю. Та женщина, которую мы видели, она недавно совсем умерла, так?

      – Я похожа на судмедэксперта?

      – Мне кажется, недавно, мне кажется, она слишком на человека была похожа, и мухи вокруг нее эти. Так вот, если она недавно умерла и она грибница, она из какой-то соседней деревни должна быть, верно?

      – Верно.

      – И ее должны искать. И возможно, те, кто ее ищет, в лесу сейчас, думают, что она жива, и будут ее звать. А найдут они нас.

      – Ты гений!

      Мы шли, кричали, делали паузы и прислушивались в ответ. Нам никто не отвечал. Мы снова шли и снова кричали. Лес молчал. Один раз мы видели бредущего человека впереди, но он не отозвался на крик, а у нас было правило: если кто-то не отвечает, мы за ним не идем.

      Через пару часов мы вышли на тропинку, первую встреченную тропинку за неделю. Лика от радости разревелась, села на землю и рыдала, я села рядом и смотрела на нее, грязную, изможденную, исцарапанную и искусанную насекомыми, больше похожую на бомжа, чем на ту Лику, которую я знала прежде, но все еще с красной помадой на губах, и мы сидели на тропинке и не могли заставить себя встать и пойти. Не знаю, почему мы не шли: то ли от того, что не было сил, то ли от страха, что тропинка может кончиться тупиком.

      – Ладно, пойдем. – Лика поднялась, вытирая слезы рукавом куртки. – Пойдем. У меня помада не размазалась?

      – Все отлично у тебя.

      – Ну смотри, в деревне зеркало будет, если размазалась, я запомню, что ты мне соврала.

      – Пойдем.

      Слезы оставили на лице Лики бороздки, и стало видно, насколько же у нее грязное лицо. Наверное, я выглядела еще хуже, она хоть как-то старалась следить за собой, хоть без воды это было и сложно.

      Мы пошли по тропинке, наугад выбрав направление. Лес был густым, ветки деревьев опускались низко, я могла пройти, а Лике приходилось идти пригнувшись.

      – Отец одно время увлекался разными духовными практиками, – сказала она, – и ездил даже в Индию медитировать и молчать в монастыре. Такая практика: медитируешь и молчишь десять дней. Разговаривать совсем нельзя, нельзя произносить ни звука. Ну и он решил меня тоже отправить, потому что я много говорю всегда, он сказал, что мне может быть полезно некоторое время помолчать. А мне интересно было, и я поехала.

      – Так-так?

      – Десять дней провела там. По утрам завтракали какой-то кашей на воде, потом три часа медитировали, потом обедали какой-то кашей на воде и овощами какими-то сырыми, после обеда было свободное время – я в основном гуляла вокруг монастыря, – потом медитация, ужин (угадай, что было на ужин) и отбой. И ни слова произнести было нельзя. Я в первый