Голос в темноте. Рёко Секигути

ую можно вынести из ее прочтения, проста: записывайте голоса тех, кто вам дорог.

      Литературе случается давать советы, полезные для нас в повседневной жизни. Мой совет – единственный, какой я когда-либо вкладывала в книгу, – однажды, уверена, вам пригодится.

      Даже если записанный голос непоправимо нарушит ход вашего времени.

* * *

      Это история голосов ушедших. Прежде всего – история любимого голоса, который не был записан. Тело исчезло и унесло его с собой; остался только внутренний голос, не способный явиться вживе.

      Это история другого голоса, записанного сотни раз, звучавшего в эфире. Отданного в общее владение. Голоса, который может слышать каждый, день за днем, без перерыва.

      А еще, опосредованно, это история тел, в которых жили голоса. Исчезнувших тел, изъятых из мира. Или, может, наоборот, это я изъята из мира, который был и их миром тоже.

      Словом, я советую вам записывать голоса тех, кем вы дорожите, в предчувствии – увы – их ухода из мира, момент которого не предугадаешь заранее. Грустная ирония в том, что тело – вещество куда более хрупкое, чем записанный на пленку голос.

      Если, конечно, не смириться с тем, что все следы человека пропадут без остатка, как это рано или поздно случится.

* * *

      Голос нарушает ход времени.

      Голос нарушает ход времени потому, что он обречен пребывать в настоящем, всегда. Реальный голос – бесспорно, но и записанный тоже: когда бы он ни звучал, это неизбежно происходит в настоящем. Иначе и быть не может.

      Нам, живущим в настоящем, не под силу его повторить: оно было – и вот его нет. А записанный голос на это способен. Или, вернее, мы не можем овладеть настоящим, которое всё время ускользает.

      Тогда мы слушаем этот голос, живущий в другом – своем – времени. Два времени пересекаются в одном мире, и нам становится не по себе.

      Существует ли этот голос как след человека, доказательство его существования, навсегда привязанное к настоящему?

      Да, как и все следы человека.

      Конечно, голос – не сам человек, который, увы, не вернется.

      Но голос – и не часть человека, чье настоящее мы могли бы собрать по крохам.

      Он – воплощение «настоящего времени» человека.

      Не человек как таковой, а его настоящее – «настоящее» того, кто был настоящим прежде, а теперь продолжает жить в форме голоса.

* * *

      Почему присутствием всегда дорожат, а отсутствие ненавидят?

      Почему отсутствие всегда так болезненно? Почему оно не может даровать никакой радости, как будто эта однозначность вписана в него раз и навсегда, в то время как другие состояния доставляют нам самые разные чувства?

      Но, может быть, противоположность присутствия – не отсутствие, а исчезновение? Ведь присутствие царит, пока длится жизнь, тогда как после чьей-то смерти нами завладевает не отсутствие – нечто статичное, а исчезновение, возобновляющееся вновь и вновь… Не оно ли нас мучит и изводит – не состояние, а без конца повторяющееся действие?

      Должно быть, отсутствие – тоже отчасти присутствие, одно из его состояний в числе прочих, пусть временное и, конечно, непохожее на остальные.

      После смерти кого-то каждый раз, когда мы о нем думаем, да и не только в такие моменты нам то и дело напоминает о себе исчезновение, заставляя вновь и вновь переживать потерю: клинок глагола «исчезать» падает и падает, режет по живому.

      Но чтобы что-то исчезло, скажете вы, разве не должно оно прежде быть? Всякий раз, когда происходит исчезновение, оно сменяет собой мгновение присутствия: чему иначе было бы исчезать? Даже если человека уже нет и никакое присутствие невозможно.

      Да, и всё же именно в такой момент появляется отсутствие, затягивает нас в себя, как какая-то прародина, и мы устремляемся в пропасть, еще более глубокую, чем исчезновение.

      С каждым днем траура атаки исчезновения ослабевают. Но отсутствие не уходит, обосновывается навсегда. Отсутствие не исчезает.

* * *

      Изгнанникам часто приходится оставаться вдали от близких, умирающих на покинутой ими родине. Слишком часто. В таких обстоятельствах весть о смерти приносит голос из телефонной трубки.

      Голос, доносимый в настоящем телефонной линией, извещает вас об исчезновении другого голоса.

      Голоса, который у вас незаметно отняли и которого – как предупреждает вас голос из телефона – вы больше не услышите.

      Когда об исчезновении одного голоса объявляет другой, изгнанник на другом конце провода не видит тела, которое унесло этот голос с собой. Смерть остается абстрактной, будто умерший испарился. Тот, кто для всех остальных умер, лишь для него, изгнанника, исчезает. У него отнимают голос живого человека, но вместе с этим голосом у него отнимают само понятие смерти. Это двойное лишение и есть изгнанничество, невозможность увидеть, как исчезает тот, кто тебе дорог.

      Я