Порхающая бабочка. Маргарита Ивановна Макарова

преспокойненько рядом с ним и был закрыт, как я его и оставила. А у него в руках был двойник моего термоса. И к этому двойнику прибавлялась еще и баночка с вареньем.

      Я как подрезанная на взлете – остановилась. Я остановилась резко и по воде пошли волны.

      Я все еще смотрела на него. Он все так же испуганно и удивленно смотрел на меня.

      Осознав свою ошибку, я развернулась и пошла в другую сторону. Представляю, какое лицо у него было у меня за спиной.

      Однажды появившись с клоном моего термоса, он уже не отступал. Четко установив наблюдения с побережья, он никогда не плавал. Он никогда не заходил в бассейн в плавках. Он вообще был не в плавках. Он всегда был в белом махровом халате. Всегда с баночкой варенья, всегда в компании мужчин.

      Он суетливо разговаривал, иногда махая руками, иногда торопливо поглощая джем.

      Он всегда садился на ту скамью, где я оставила свои полотенца и термос. Он следил за мной. Он наблюдал как тренер. Он наблюдал как шпион. Он наблюдал как врач, которому поручили вести медицинскую карту моего самочувствия.

      Одним словом, я приобрела тренера, который следил. Врача, который следил. Шпиона, который следил. Но вся эта группа лиц никогда не докладывала мне о результатах своего наблюдения.

      И наблюдал не он один. С ним приходили молодые и не очень люди. Но больше было молодежи, по виду студенты. Они садились перед ним на корточки и что-то упорно рассказывали, он кивал и улыбался.

      Горбатый.

      Не то чтобы это был горб.

      И не то чтобы он горбился.

      Это был дефект внутриутробного развития. Да, это реально. Вогнутая грудная клетка. То есть это и не горб, и в то же время невозможность выпрямиться до конца, даже если он начнет заниматься гимнастикой олимпийского порядка.

      Обычно, он вставал со скамьи и наклоняясь вперед, как будто вес его собственного термоса не давал ему принять вертикальное положение, уходил, оглядываясь на меня. Уходил вместе со всеми, или уже один.

      И однажды мысль в виде обычной молнии пронзила мои мозги. Даже, я бы сказала, как НЛО.

      – Саба? – смело обратилась я к нему в один из вечеров. Я стояла у своего термоса, наливала себе чай, он сидел передо мной на скамье и поглаживал голову рукой. Ногти были аккуратно подстрижены. Это я заметила сразу. Так же, как и на ногах.

      Я уверенно назвала горбуна знакомым чатовским ником и надеялась, что у него нет оружия под банным халатом.

      – Ну да, – ответил человек с термосом. Он откинулся и прислонился головой к стенке. Провел ладонью по черепу.

      – Ты разве седой?

      – Лысый, ну да, лысый я…

      Блестящая после бани макушка, седая короткая бородка, почти щетина. Мягкие губы были влажными от чая и джема. Седые усы нависали над ними. Зубы были жемчужно белыми и ровными, что выдавало их безусловно искусственное происхождение. Длинный, изогнутый утиный нос смешно нависал над испачканной сладостью верхней губой.

      – Саба, а сколько же тебе лет?

      Издалека,