Окно с видом на счастье. I том. Наталья Игоревна Соснина

не подумала…

      – Дам, Катенька, конечно, дам. Вон, Санькины джинсы старые и наденешь, да рубаху его, которую он еще в школе носил. Сейчас принесу.

      Дед скрылся в доме и через минуту вернулся, держа в руках джинсы и клетчатую рубашку:

      – На вот, иди в баньку, во-о-он там, налево, видишь? Там и переоденься.

      Катя повернула голову и увидела в дальнем конце огорода небольшую приземистую баню. Отцепив от сумочки шелковый шарфик, она забрала у деда одежду и пошла по тропинке. Зайдя в предбанничек, она сняла с себя сарафан и осталась в одних трусиках. Повесила сарафан на крючок для одежды и нырнула в джинсы. Они оказались немного большеваты, но для жарки рыбы сойдет, подумала Катя. Рубашка пришлась почти впору, и Катя завязала ее узлом выше пупа.

      Когда она, в довершение свернув шелковый шарфик в четыре раза и завязав его на голове, как косынку, вернулась во двор, Саша уже занимался дровами. На руках у него были строительные перчатки, а больше, кроме шорт и кроссовок, из одежды на нем не было ничего. Катя остановилась чуть поодаль так, что он, как ей казалось, не мог ее видеть, а вот ей, наоборот, было видно каждое его движение.

      Саша колол дрова профессионально, и было сразу понятно, что делает он это далеко не в первый раз. Огромные чурки разлетались на две части с одного точного и сильного удара. Раз! – и полетели в разные стороны куски только что бывшего единым целым пенька. Раз! – и из пенька получилось уже четыре части. Раз! – их уже восемь.

      Она смотрела и смотрела на единственного в мире мужчину, такого сильного и такого красивого, и вдруг поймала себя на мысли, что смотрит на него словно в последний раз, пытаясь запомнить каждое его движение, каждый вздох, каждую капельку пота на лице, и что ее не покидает чувство какой-то неминуемой потери. Никогда раньше Катя не испытывала таких эмоций, ей казалось, что вот он, здесь, такой близкий и такой… ее, ее до спазмов в горле, когда становится больно дышать только от того, что этот человек рядом, и что его нет: нет с ней, нет в ее жизни… Ее охватил какой-то вселенский ужас, и впервые она почувствовала себя такой одинокой, как будто оказалась на необитаемом острове безо всякой надежды на возвращение на большую землю, к людям. И она заплакала, заплакала горько, почти навзрыд: слезы полились по щекам и, не сдерживаемые ничем, покатились дальше по стройной шее, в вырез старой клетчатой рубашки, которую Саша носил еще в школе… Катя закрыла ладошкой рот, чтобы не разрыдаться в голос, но у нее никак не получалось успокоиться, и она плакала и плакала, не отрывая взгляда от Саши.

      Такой Катю и увидел дед Иван, подошедший с другой стороны, чтобы позвать на кухню. Он уже было открыл рот, чтобы окликнуть ее, но осекся, нахмурился и подумал: «Ох-хо-хо-хо… А девочка-то влюблена в него по уши… Это не есть хорошо, у него таких Кать… Хотя… Она такая красавица! Посмотрим, посмотрим, кто из них больше влюблен…»

      Неслышно ступая, дед отошел за угол.

      «Пусть успокоится девчонка, видно, все у них в самом разгаре, раз такое дело, – снова придя в хорошее настроение, подумал