Германия: философия XIX – начала XX вв. Том 6. Иррациональность. Часть 2. Валерий Алексеевич Антонов

Точные науки охватывают всю землю и приносят пользу иностранным ученым, но они не трогают сердца. Поэзия, которую или нельзя назвать наукой, или нужно назвать наукой всех наук, потому что она, как сияющее солнце, проникает во все человеческие отношения, поэзия не едет по ревущей железной дороге, а течет мягкими волнами по странам или звучит в песне, как ручей, шумящий по луговой долине; но она всегда исходит из родного языка и действительно хочет быть понятой только на нем. Могу ли я также спросить, создавал ли кто-нибудь из наших натуралистов Германию так, как это делали Гёте и Шиллер? Один из нас, который вчера подчеркивал то немногое, что я когда-то писал о поэзии в законе, чьи песни уже давно в устах народа, позаботился о старых народных песнях с такой добросовестной продуманностью и усердием, что это собрание теперь стоит, как прекрасный зал нашей предыстории, и будет передано будущим поколениям. Разве не приятно быть строителем этого зала? Два знаменитых историка, сидящие в нашем кругу, сколько раз они возвышали своими трудами немецкий ум; как другой друг проник в сокровенные глубины истории нашей литературы с более глубоким проникновением, чем это делали они прежде, так что их знания, прежде ограниченные немногими, теперь распространяются и начинают радовать тысячи. Лингвистические исследования также могут претендовать на небольшую часть этой славы, потому что они пытались высечь искры из немецких слов, которые считались мало грамматическими, и сохранить в своем доме простейшие наблюдения над теми, которые долгое время привыкли извлекать почти исключительно из иностранных материалов. Когда ее работа станет более полной, появится фон, на который отечество сможет оглянуться с гордостью, ведь все памятники нашего прошлого должны не только питать настоящее, но и тянуться в будущее. Великая ценность этого наследия, заключенного в языке и поэзии родины, должна живо ощущаться теми, кто вынужден от него отказаться. Я думаю о немецких эмигрантах, которые в течение десяти лет беспрерывно едут в Америку; разве не было бы целесообразно и полезно посоветовать и принять меры, чтобы сохранить среди них на новом месте, которое они выберут, старый язык и тем самым теплую связь с родиной? Так греческий язык и литература процветали в греческих колониях, так все богатство английской поэзии и истории оставалось открытым для североамериканцев во все времена, как если бы это была их собственная древность. Сила Америки всегда опиралась на материнскую Англию, даже после политического разделения двух стран. Колонии называются плантациями; действительно, это энергичное растение, глубоко укоренившееся в Европе, плодотворно посылало свои семена через широкое море в Новый Свет. Наши натуралисты считают листья и тычинки бесчисленных трав, организуют бесконечные ряды всех тварей: но что может быть более возвышенным и достойным созерцания, чем чудо творения, человеческий род, распространившийся по всей земле, имеющий богатую