Германия: философия XIX – начала XX вв. Том 6. Иррациональность. Часть 2. Валерий Алексеевич Антонов

и холодно вблизи абстракций. Для него истина – это «лишь некое общее название для всех видов определенных трудовых ценностей в опыте» (Прагматизм, стр. 43). «Вечные истины» логиков оставляют его холодным до глубины души, в то время как «истины факта» составляют его реальную область. В неустанных попытках логиков, рационалистов и эпистемологических концептуалистов найти идеи, высшие формулы, законы и абсолютные стандарты необходимости и универсальности номиналист-прагматик видит лишь выражение души, нуждающейся в отдыхе, жаждущей окончательного вывода, своего рода «нирваны знания». Противоположный логическому классицизму тип мышления – эмоциональный романтизм. Как первый жаждет спокойствия окончательных ответов, так второй жаждет вечной неугомонности беспокойного вопрошания. Парменид там, Гераклит здесь. Я исследовал эти два темперамента в философии в своей книге «Sinn des Daseins» («Смысл существования», Тюбинген, 1904) и решительно высказался за необходимость психологии формирования философских систем. Там я отличал тип интеллектуального мыслителя от эмоционального, когнитивного мыслителя от исповедального. Только потом из «Прагматизма» Джемса я узнал, что моя эволюционистская критика на самом деле является прагматизмом. С Вильгельмом Иерусалемом в Вене дело обстояло иначе. В «Deutsche Literaturzeitung» от 25 января 1908 года, стр. 205, Джейрузалем пишет: «Я сам узнал из рецензии Шиллера на одну из моих книг, что я философствую в соответствии с прагматическим методом». Однако я делаю значительный шаг за пределы прагматизма, пытаясь вывести логические категории генетическим путем в эссе «Der Neo-Idealismus unserer Tage» (впервые опубликовано в нашем «Archiv» в 1903 году).

      Генетическая теория истины прагматизма отрицает критерий истины настолько мало, что не знает иного стремления, кроме как придать истине биологическое основание. На основе фактов и в тесном контакте с доминирующей дисциплиной знания наших дней, биологией, она хочет показать, «почему люди ориентируются на истину и должны всегда ориентироваться на нее» (Прагматизм, стр. 43). Однако, если бы прагматизм был прав, якобы «вечные» истины не диктовались бы абсолютистски сверху, а демократически выстраивались бы снизу с помощью опыта и демонстрировались бы посредством индуктивных обобщений («empeires», как называет их Вундт). Каждый новый опыт истинен только тогда и только в той мере, в какой он помогает нам поставить себя в соответствующие отношения с другими частями нашего опыта. Законы – это не что иное, как общий опыт, который мы облекли в форму концептуальных сокращений. Universalia post rem. Такие концептуальные сокращения являются прекрасным «меморандумом для памяти», подобно тому как, согласно Миллю, каждая дедукция является лишь обратной индукцией, но как таковая, по крайней мере для контроля, является ценным логическим пособием. Конечно, понятия – это только символы для сокращенного опыта и как таковые пустые слова (flatus vocis [дым и зеркала – wp], говорит средневековый номиналист); но не совсем