Увлечение и освобождение. Александр Михайлович Лимитовский

они ему не кланяются, когда он проходит по улице; – потому что ни кто из них не имеет установленного предназначения для сравнения «вообще», вне конкретной проблемы.

      Однако не надо думать, будто бы иерархия проявляется как садизм исключительно во взаимоотношениях между людьми – они точно так же проявляют себя в познании. Проведем мысленный эксперимент: представим себе город, в котором есть два места для памятника. Одно место престижное, в центре города, напротив дома правительства, а другое – на окраине, в бедном районе. У нас есть два кандидата: двое ученых, один открыл более общий закон, другой работал с частностью (или один придумал концепцию самолета, а другой работал с моторами). Оба одинаково гениальны, изобретения обоих оказались одинаково необходимы городу. Кого из них, на Ваш взгляд, будет более логично поставить в центр, а кого – на окраину? Думаю, что граждане города выберут на престижное место того, кто открыл более общий закон – по той же причине, по какой на пьедестал почета ставят генералов, а не солдат. Садизм в отношении к миру имеет не меньше жертв, чем садизм в отношении к другому: взять в пример ту же нацистскую науку, или карательную психиатрию. При этом это все вещи непроизвольные – если у психиатра есть иерархическое описание работы психики больного, то он без особых угрызений совести задушит какое-то частное проявление любви у этого пациента дозой галоперидола, решая более общую проблему эмоциональной нестабильности.

      Разумеется, садизм – не единственное удовольствие, которое мы можем извлечь из власти. Потребность во власти может быть потребностью чисто эстетической. Власть – это искусство, и мы творим его по своему вкусу, так, чтобы оно нам нравилось. Я не решусь объяснить, что такое эстетика, как не решусь объяснять, что такое вкус: так или иначе, читатель, кем бы он ни был, наверняка обладает чувством эстетического, как и вкусом, и сам сможет определить, что для него значат эти вещи. Многообразие возможных эстетических переживаний одного Человека бесконечно велико: каждый лист, куст, книга или здание могут показаться любому из нас по-своему бесконечно прекрасными или невыносимо уродливыми. Я только хочу обратить внимание читателя на ту очевидную вещь, что эстетическое переживание в каждый момент времени может быть только одно, что оно требует своего места в душе Человека. Если Я желаю почувствовать свежий запах утреннего леса, или восхититься гением античного скульптора, посетив центральный городской музей, то Я должен сфокусироваться на том артефакте, которым Я хочу насладиться, сделать шаг к самой возможности появления такого рода переживаний из данной ситуации (Я как минимум должен посмотреть на статую, разглядывать ее; прийти в лес, сделать вдох, подумать обо всем об этом особым образом, пройтись по тропинке и т.д.). Поэтому будет правильно сказать, что эстетическое переживание не является чем-то, что мы пассивно ощущаем, а рождается в процессе создания