Рассказы кстати (цикл). Николай Лесков

не ожидал ее здесь встретить и, немножко взволновавшись, взял ее за руку и сказал:

      – Ах, мой друг, – ведь уж для него много сделано – что же такое нужно, чтобы я еще сделал?

      – Только не мешайте.

      Граф улыбнулся и отвечал:

      – Это напоминает комедию: «Одно слово министру». – Ну, хорошо: я подпишу.

      И он подписал Ивану Павловичу новое повышение.

      Сила ее над графом была доказана. Пусть он и морщится, когда ему представляют Ивана Павловича, но в общем сочетании различных комбинаций все-таки приятно. Вскоре к протекции Марьи Степановны стали прибегать сторонние люди, имевшие в графе надобность по делам, и, престранная вещь, – тоже выходило успешно…

      Было ли это случайное совпадение обстоятельств или нет, – в этом трудно было разобраться.

      Пошло какое-то жужжанье, в котором мешали всё, упоминая что-то и про Иннокентия и про Хомякова, – и вдруг также что-то такое про взятку…

      Словом, являлось острое положение, в котором надо – как говорят игроки – «квит или двойной куш».

      Марья Степановна повела на двойной куш, и об Иване Павловиче в самую неожиданную минуту последовало новое представление графу к повышению.

      Граф вскипел.

      – Что такое!.. куда его еще!.. И притом я что-то слышал…

      Представлявший отлично знал, с кем имеет дело, и хорошо нашелся.

      – Да, – отвечал он, – я знаю, что говорят: это очень жалко, но это не его вина, – а вина его жены, которая увлечена идеями славянофильства Хомякова…

      Славянофильство графу было противно.

      – Что такое? Какие хомяковские идеи? Это что-то про сорок мучеников… Я в этом решительно ничего не понимаю. Оставьте у меня бумаги.

      Но тотчас же где-то и как-то опять является «она, прелестной простоты полна», и даже без «excellence», а с одним поклоном, и дает делу желанное направление.

      Увидав ее в высоком круге, граф захотел во что бы то ни стало раз и навсегда избавиться и от нее и от ее мужа самым решительным приемом.

      Он сам с нею остановился, сам взял ее за руку и сказал:

      – Я все, все сделаю, но другим образом.

      Марья Степановна отвечала:

      – Я всегда верю вашему рыцарскому слову.

      Глава четырнадцатая

      Дело о карьере Ивана Павловича приходилось завершать– только бы не быть более с ним вместе.

      Граф сделал комбинацию. Другое лицо большого положения – граф Панин имел надобность в услуге министра финансов.

      Канкрин ее сделал скоро и охотно, а чрез некоторое время явился просить за подчиненного, которого заслуг он не в силах совместить с ограниченностию персонала по своему ведомству.

      Граф Панин пожевал и отвечал, что «совмещать» многое очень трудно, и свободнее других это может разве Перовский, у которого не перечесть сколько хороших мест, находящихся в его власти.

      Перовский это и сделал, а Канкрин, подписывая бумагу о согласии на перевод Ивана Павловича в другое ведомство, совсем неожиданно для предстоявших перекрестился по-русски, как сам Хомяков, и сказал:

      – Это,