Путь к себе: 6 уютных книг от Ольги Савельевой. Ольга Савельева

стал колючий, раздраженный, обиженный. Он будто в один из вторников проснулся – и вместо завтрака обиделся на весь мир, который вдруг стал ему казаться враждебным, но по факту он зеркалит неочевидную ему обиду на себя.

      Дети считывают такие вещи интуитивно.

      Обычно они висят на отце грушами, не отогнать. А тут вдруг липнут ко мне, к папе не подходят, могут расплакаться ни с того ни с сего от новости, что мама задержится на работе и их встретит папа. А раньше это был повод для радости.

      – Дети не хотят со мной гулять, – жалуется мне муж.

      «Я тоже не хочу», – думаю я молча, а вслух говорю:

      – Так там дождь.

      Но мы оба знаем, что не дождь, а причина в другом.

      В том, что внутри него – хиросима. Очень сложно гулять с хиросимой под ручку в любых погодных условиях.

      – Вот что они? – сердится муж.

      – Ты что, обижаешься на детей? – Я не верю своим ушам.

      – Я не обижаюсь, – огрызается муж.

      Нет ничего нелепее и очевиднее, чем обиженный человек, который говорит, что не обижен.

      Муж таким не был никогда. Всегда был магнитом, к нему тянулись все: я, наши дети, чужие дети, животные. В любой компании он – душа, главный юморист.

      И вдруг раз – и кто-то подменил мне мужа. В моей спальне. В моей голове. В моей жизни.

      У меня стресс. Я не знаю, не умею с этим человеком… жить, говорить, любить. У меня ощущение, что я немножко изменяю своему мужу с вот этим новым человеком.

      – Ну можете конкретный пример? – просит женщина.

      – Могу.

      Утром отвела дочку в сад. Пообещала, что вечером приду за ней и они с папой проводят меня на вокзал (я на сутки уезжала на гастроль). Дочка всегда легко отпускала меня: я уезжала ненадолго и всегда привозила подарочек.

      Днем мы с мужем сильно поссорились, и стало понятно, что провожать меня – идея плохая. Это еще час запертыми в капсуле авто. Мы оба это поняли и решили, что я доберусь сама. Я испытала облегчение.

      – Я сам заберу ребенка из сада, – хмуро сказал муж.

      – Но тогда получится, что я обманула дочку, я же обещала, что заберу ее. Она будет плакать.

      – Она и так будет плакать, когда ты уйдешь. Ты хочешь сцен?

      – Я хочу не врать детям хотя бы там, где могу.

      Опять конфронтация.

      Мы вечером вместе забрали дочку, пошли на площадку, где я рассказала ей, что поеду на вокзал сама. Дочка расстроилась, будто считала мое настроение, разрыдалась, что было ей совсем не свойственно.

      Есть такое выражение «с тяжелым сердцем». Вот. Это было оно. Тяжелое сердце.

      Мне уже пора идти, а у дочки слезы все текут и текут.

      И вот. Муж сидит на скамейке, нахохленный, в ушах – наушники.

      Рядом – надрывается плачем дочь.

      Это плач-манипуляция, в нем много горечи, но по факту это просто просьба: возьми меня на ручки. А мне надо идти, я уже опаздываю.

      А он сидит, руки в карманы, и не берет ее на ручки, не обнимает. Это такая показательная индифферентность.

      – Возьми ее на ручки, обними, помоги пережить расставание, – сквозь зубы шепчу я, плохо скрывая злость