Шерамур. Николай Лесков

разборчивым в выражениях, – иначе я ничего не выражу. Герой мой – личность узкая и однообразная, а эпопея его – бедная и утомительная, но тем не менее я рискую ее рассказывать.

      Итак, Шерамур – герой брюха; его девиз – жрать, его идеал – кормить других; в этом настроении он имел похождения, достойные некоторого внимания. Я опишу кое-что из них в коротких отрывках: это единственная форма, в которой можно передать что-нибудь о лице, не имевшем никакой последовательности и не укладывающемся ни в какую форму.

      Начинаю с того самого случая, как он показался первому человеку, который обнаружил в нем нечто достойное наблюдения.

      Летом 187* года в Париж прибыл из Петербурга литературный Nemo.[1] Он поселился в небольшой комнатке, против решетки Люксембургского сада, и жил тут тихо и смирно несколько дней, как вдруг однажды входит к нему консьерж и говорит, что пришел «некто» и требует, чтобы monsieur вышел к нему – на лестницу.

      Nemo имел основания не любить таинственности и с неудовольствием спросил:

      – Кто это такой и что ему нужно?

      – Я думаю, это некто из ваших, – отвечал француз.

      – Это мужчина или женщина?

      – Во всяком случае мне кажется, что это скорее мужчина.

      – Так попросите его сюда.

      – Да, но мне кажется, что ему неудобно войти.

      – Разве он пьян?

      – Нет; он… раздет.

      Глава вторая

      На узенькой спиральной лестнице с крошечным окном в безвоздушный канал, образовываемый тремя сходящимися острым углом стенами, стояла очень маленькая, но преоригинальная фигура. Первое, что бросилось в глаза Nemo, были полудетские плечи и курчавая голова с длинными волосами, покрытая истасканною бандитскою шляпою.

      Сначала казалось, что это костюмированный тринадцати– или четырнадцатилетний мальчик, но чуть он оборотился, вид изменился: перед вами прежде всего два яркие, черные глаза, которые горят диким, как бы голодным огнем, и черная борода замечательной величины и расположения. Она заросла по всему лицу почти под самые глаза и вниз закрывает грудь до пояса. Такую бороду, по строгановскому лицевому подлиннику, указано писать только преподобному Моисею Мурину, вероятно ради особенности его мадьярского происхождения и мучительной пылкости темперамента этого святого, которому зато и положено молиться «от неистовой страсти».

      Nemo подошел к незнакомцу и спросил:

      – С кем я имею честь…

      – Никакой нет чести, – отвечал незнакомец не натуральным, а искусственным баском, как во время оно считали обязанностью хорошего тона говорить кадеты выпускного класса. Nemo понимал некоторый толк в людях и сам переменил манеру.

      – Что же вам надо? – спросил он гостя.

      – Имею дело.

      – Так войдите в комнату.

      – У вас нет никого?

      – Никого.

      – Могу.

      И незнакомец пошел за хозяином важно и неспешно, переставляя свои коротенькие ножки, а когда взошел, то сел и, не снимая шляпы, сейчас же спросил:

      – Нет ли у вас работы?

      – Работы!

      – Да, нет ли у вас какой работы?

      – Да какая же у меня работа?

      – Разве я знаю, какая?

      – Вы мастеровой?

      – Нет, не мастеровой, а мне говорили, что вы романы пишете.

      – Это правда.

      – Так я переписывать.

      – Но теперь я ничего не пишу.

      – Вот как! Значит – сыты.

      Он встал и, немного насупясь, добавил:

      – А деньги есть у вас?

      Хозяин невольно посторонился и спросил:

      – Что это значит?

      – Значит, что я три дня не жрал.

      – Сколько же вам нужно?

      – Мне нужно много, но я у вас хочу взять два франка.

      – Извольте.

      Турист опустил руку в портмоне и подал своему гостю пятифранковую монету.

      – Здесь больше, – сказал тот.

      – Это все равно.

      – Да, разумеется, – вы сдачи получите.

      С этим он завернулся и вышел тем же ровным шагом, с тою же неизменною важностью. Во время разговора можно было видеть, что у него некрепко держатся рейтузы и под блузою нет рубашки.

      Глава третья

      Nemo рассказал историю землякам: те сразу узнали.

      – Это, – говорят, – Шерамур.

      – Кто он?

      – Неизвестно.

      – Во всяком случае он русский.

      – О да! русский, у него какая-то таинственная история.

      – Политическая?

      – Кто его разберет! но, кажется, политическая.

      – По какому делу он сюда сбежал?

      – Право, не знаю, да и знает ли он сам об этом – сомневаюсь.

      – Он

1

Никто – лат.