Татьяна, Васса, Акулина. Татьяна Алфёрова

их по утрам, если есть у нее желание тяжелые ведра таскать, поить кобыл. Хоть и не женское это дело – лошади.

      Свекровь чуть ли не весь следующий день пролежала на сундуке с мокрой тряпкой на голове, вот как задумалась. Как синяки посветлее стали, из лилового в синий и желтый перетекли, надумала:

      – Не наше это с отцом дело, пусть муж твой с тобой разбирается. Как Кондрат скажет, так и будет: ходить тебе к лошадям или нет.

      А что муж? Днем он Вассу не видит, даже когда она ему обед в поле приносит. Смотрит в плошку или мимо жены, намекает, значит, как ему Васса отвратительна. Ночью видит жену, да. Но лучше бы не видел.

      Так Васса вернулась к лошадкам. И сразу все с ними на поправку пошло, хотя копыто Сивке все же пришлось лечить, платить коновалу, чтобы обрезал болячку. А пестрая курочка осмелела: каждый день является, когда тенью, когда во плоти, даже куриный дух от нее идет по всей избе. Свекровь жаловалась – откуда, мол? Васса острыми плечами пожимает, уверяет, что чистоту блюдет, полы на праздники моет со щелоком. Это правда.

      – Когда освобожусь? – спросит иной раз Васса у своей покровительницы.

      – Подожди, матушка, подожди, голубушка, все сложится к ладу, – повторит курочка, но и того достаточно утешиться.

      В срок и на сей раз легко, как выдохнула, родила Васса девочку, Маремьяной назвала, как свою удачливую старшую сестру. По святцам, опять же, это имя подошло. Третий ребенок за три года, не повезло Вассе, не в материну породу, не в Акулину удалась, часто рожает. Девчоночка Маремьянка нормальная родилась, хорошая, не рыжая и не маленькая. Но Кондратий опять прибил – зачем не сын! Синяки у Вассы по всему телу, даже под глазами. Как в народе говорят, разве только печкой не лупил жену. Свекровь хоть и останавливала, все одно не остановила.

      Покрестили дочку в церкви, Кондрат угомонился, дома стало тихо – относительно. И садиться, и ходить Вассе уже не больно. Маремьянка молоко хорошо сосет, жадно, но животик у нее дует. Выживет ли? Ее старшие братики с неба смотрят, машут ручонками, зовут… Может, мамку зовут? У Вассы много молока прилило, на трех младенцев хватит. А ведь после первого даже грудь перевязывать не пришлось, не было молока. Знак? Соврала курочка об избавлении, похоже.

      Пошла Васса на берег: надоело ждать, утопиться хотела, хоть и грех, но что страдать-то! Подряд четыре уже года ждет. Хватит поди?

      Идти не далеко, но не сказать, что близко. Прямая дорога по заболоченным местам, там осокой изрежешься, пока дойдешь, а зачем лишние страдания? Если через луга вдоль кустарника по хорошей дорожке, получится чуть не на две версты дальше, а она еще слаба, да и девчонка руки оттягивает. Но в последний же раз на мир божий глядит, последний раз земную красоту видит. Если и устанет, впереди вечность, надоест, чай, отдыхать-то в райском саду! Потому что преисподняя не для Вассы с дочкой, тятенька разъяснял! А православный батюшка из церквы Балабановской всей правды не ведает, напрасно преисподней пугает. Может, и нет ее, преисподней? Там, впереди, большой цветущий луг, кони, небо лазоревое, как на тятенькиных иконах. И два ее сына-младенчика.

      Высокий