Скоморошины. Сборник

себе ножку сломал, тут и помер.

      Барин. Как, разве моя маменька померла?

      Староста. Поколела…

      Барин. Померла же?

      Староста. Поколела!

      Барин. Видите, Марья Ивановна, лошади помирают, а люди поколевают! Ну, расскажи, отчего моя маменька померла?

      Староста. Расскажу, отчего поколела… Как твой-то трёхэтажный домик загорелся, твоя-то маменька сердечком была ретива и с крылечка соскочила, себе ногу сломила, тут и поколела.

      Барин. Как, разве мой трёхэтажный дом сгорел?

      Староста. Давным-давно! <…>

      Барин. А ты на пожаре-то был?

      Староста. Как же, боярин-батюшко, был. Три раза кругом обежал, таких три кирпича красных вытащил!

      Барин. Неужели от пожара ничего не осталось?

      Староста. Нет, осталось много…

      Барин. А что такое?

      Староста. А чем чай-то пьют!

      Барин. Что такое, чай, что ли?

      Староста. Нет, крупнее.

      Барин. Так сахар, что ли?

      Староста. Нет, чернее.

      Барин. Так уголья, что ли?

      Староста. Вот, вот – уголья. <…>

      Барин. Где ты по сие время шлялся?

      Староста. Я на вашей красной шлюпочке катался.

      Барин. Видите ли: у барина петля на шее, а он на красной шлюпочке катался.

      Староста. Если бы была у вас, барин, петля на шее, я взял бы, тримбабули-бом, да и задавил бы!

      Кедрил-обжора

      <…> Затем следовала вторая пьеса, драматическая – «Кедрил-обжора». Название меня очень заинтересовало; но как я ни расспрашивал об этой пьесе, ничего не мог узнать предварительно. Узнал только, что взята она не из книги, а «по списку»; что пьесу достали у какого-то отставного унтер-офицера в форштадте,[206] который, верно, сам когда-нибудь участвовал в представлении ее на какой-нибудь солдатской сцене.

      У нас, в отдалённых городах и губерниях, действительно есть такие театральные пьесы, которые, казалось бы, никому не известны, может быть, нигде никогда не напечатаны, но которые сами собою откуда-то явились и составляют необходимую принадлежность всякого народного театра в известной полосе России.

      Кстати: я сказал «народного театра». Очень бы и очень хорошо было, если б кто из наших изыскателей занялся новыми и более тщательными, чем доселе, исследованиями о народном театре, который есть, существует и даже, может быть, не совсем ничтожный. Я верить не хочу, чтоб всё, что я потом видел у нас, в нашем острожном театре, было выдумано нашими же арестантами. Тут необходима преемственность предания, раз установленные приёмы и понятия, переходящие из рода в род и по старой памяти. Искать их надо у солдат, у фабричных, в фабричных городах, и даже по некоторым незнакомым бедным городкам у мещан. Сохранились тоже они по деревням и по губернским городам между дворовыми больших помещичьих домов. Я даже думаю, что многие старинные пьесы расплодились в списках по России не иначе как через помещицкую дворню. У прежних старинных помещиков и московских бар бывали собственные театры, составленные из крепостных артистов. И вот в этих-то театрах и получилось начало нашего народного драматического искусства, которого признаки несомненны.

      Что

206

В предместье города.