Перекресток трех дорог. Мария Вилонова

Мерг и Ирд – бескрайние просторы верещатников, горы, буро-коричневые луга, зелёные пятна лесов, тёмные ленты рек. Крепости, города, посёлки и древние руины казались крошечными точками, а людей и скот отсюда не разглядеть вовсе. Далеко на западе сливалась с серебром зимнего неба морская гладь. Целый мир как на ладони, и, если бы не туман, смотреть бы от юга до севера, повсюду, куда пожелаешь обратить взор.

      Молодой мерг гордился пройденным путём. Тем, что спешил наравне с отцом, не сбивался, не уставал, как неразумное дитя. Успел дойти ко дню середины зимы, когда солнце и луна правят в небесах вместе, а год начинает спешить к летней поре. В это время духи говорят громче, а граница между мирами живых и мертвецов становится тонкой, зыбкой. У мергов было поверье, что тогда юноши и девы, коим сравнялось пятнадцать вёсен, могут получить от предков предсказание судьбы и начертанного им будущего. Но это всегда означало смерть родича.

      С дедом Ульда связывал лишь общий дом. Сколько он себя помнил, отец матери вечно готовился помирать да жаловался на недуги. Сил работать ему недоставало, доживать выпало тяжело, в болезни и немощи. Старца уважали и обращались за советом, но он почти не покидал крова. Сидел в кресле, кутался в шкуры, говорил тихо и неразборчиво. Детям запрещали его тревожить, шуметь рядом и даже расспрашивать. Ульду дед казался чужим, пугающим, странным. От него пахло лекарственными травами, пылью и ветошью, а шамкающий голос чудился криками воронья. Сам же старик не обращал на внука и капли внимания, словно мальчишка ему мерещился в полубреду, и старик всеми силами боролся с мороком.

      Всё изменилось с год назад. Дед вдруг подобрался, обратил на внука белёсый взгляд, прекратил разговоры о смерти. Звал Ульда к себе или выбирался с ним под летнее солнце погожим днём. Расспрашивал о мальчике, его занятиях, интересах. Юный мерг даже полюбил сидеть с дедом. Поправлял тяжёлые шкуры на его плечах, с азартом рассказывал о делах по двору, рыбалке, заботах о скотине. Делился историями об увиденном, о щенках, которых принесла собака, о спорах с соседскими мальчишками. С гордостью показывал самодельный лук и найденный в лесу волчий клык. Старик больше молчал, едва заметно улыбался. Редко задавал вопросы, но Ульду и, – он готов был говорить сам, столько, сколько его захотят слушать.

      Однажды дед обмолвился о смерти вновь. Обещал, что дотянет до конца осени, чтобы внук получил своё предсказание на Сайм, праздник зимнего солнца. Мальчику это не понравилось, но поделать с волей предка ничего не могли ни он, ни родня. Старик слово исполнил, скончался на третий месяц осени, а Ульду оставалось только скучать по их нежданной дружбе да готовиться в путь к вершине Духов, откуда следовало развеять прах.

      У погребального костра он стоял молчаливым и собранным, бледным. После не говорил ни с кем три дня, что никак не вязалось с прежде весёлым и шумным мальчишкой. В начале зимы отец собрался, взял Ульда и отправился в долгую дорогу.

      Новые места и неизведанные тропы чуть привели мальчика в