Название | Германия: философия XIX – начала XX вв. Том 2. Скептицизм и пессимизм |
---|---|
Автор произведения | Валерий Алексеевич Антонов |
Жанр | |
Серия | |
Издательство | |
Год выпуска | 0 |
isbn | 9785006477742 |
§701.5 Ограничение способности познания (и, следовательно, всякой уверенности) чувственным опытом, а разума – идеями без предметов.
Не является ли определение слова «познание» слишком произвольным? На чем основано различие между чувственным опытом и разумом, которое считается столь существенным в свете определенности? В трансцендентальном идеализме не являются ли предметы представления его собственными продуктами? И если в этой системе предполагается существование вещей-в-себе: как это происходит, кроме как через разум? Или же реальность также не может быть познана из вещей-в-себе: что есть познаваемые явления, как не субъективные изменения способности представления? и что есть объекты, которые так характеризуют чувственное познание опыта? Неужели идеи разума не имеют предметов потому, что разум не принимает чувственный способ представления и отрицает чувственные предикаты тех же предметов? Если трансцендентальный идеализм оставляет открытым вопрос о том, все ли мыслящие существа наделены чувственной формой способности представления, то не ограничивает ли он тем самым утверждение, что весь возможный опыт должен быть чувственным? Если в действительности человеку не дано никакого другого опыта, кроме чувственного: почему разум, отрицая предикаты чувственного опыта своих предметов, не может поместить себя в нечувственный опыт? Разве трансцендентальный идеализм сам не помещает себя в такой опыт, объявляя единственную возможность чувственного опыта немыслимой? Если разум должен отказывать своим предметам в чувственных предикатах из-за идеи возможного и необходимого: не должен ли он тогда убедиться в нечувственности или сверхчувственности своих предметов Как рассудок может уклониться от правила разума? Почему он должен скорее думать о противоречивом, чем допускать отрицание чувственных предикатов? Если нечувственный предмет связан с чувственным предметом с помощью закона разума, то не признается ли его существование разумом косвенно? В чем, кроме как в отношении представления к предмету, состоит цель чувственного познания опыта? Но разве идеи разума также не связаны с предметом? Или почему трансцендентное не может быть предметом? Разве учение, отрицающее этот вопрос, не предполагает всегда произвольно, что всякий
5
Г-н Рейнгольд, похоже, опасается этого: но его опасения отнюдь не обоснованы. Ведь даже если я предположу, например, что в основе моего понятия субстанции в вещах-в-себе лежит нечто аналогичное форме этого понятия, то не что иное, как форма субстанции моего понятия, работа моего воображения; хотя она и определяется формой исходного предмета: тем более из этого не следует, что реальные субстанции сами по себе являются полностью тем, чем они являются в моем понятии. Что объект в целом может достичь сознания только тогда, когда соответствующая ему субстанция воображения перестает быть субстанцией: это также одно из предложений этого доблестного, но то и дело слишком предприимчивого писателя, которое скорее категорически рекомендуется, чем тщательно доказывается. И почему форма воображения может быть работой моей способности воображения, если она вызвана и определена исходным объектом? «Теория воображения», стр. 235f, 283f. Временами хотелось бы быть уверенным, что он полностью отрицает это; например, стр. 239, 240.
6
Рецензент вышеупомянутого эссе Селье, который, конечно, не может быть новичком в метафизике, также задается этим вопросом.