Родоман. Сборник статей и воспоминаний. Татьяна Ильинична Герасименко

создающие причудливые картоидные формы – от ассамской «клешни» до чхаттисгархского «грызуна на задних лапках», вследствие постоянной повторяемости становятся привычными и вызывают эмоциональный импульс у их жителей: «Это наше место, мы – отсюда»; «С гордостью скажи: мы – делийцы!» и т. д.

      «Картинка» своей территории оказывается самым простым триггером позитивного чувственного восприятия: она (за некоторыми – политически мотивированными – исключениями) не затрагивает интерпретации исторического прошлого, языковых, этнических, конфессиональных, кастовых, классовых, гендерных и прочих потенциально возбуждающих материй, и поэтому функционирует «при ее массовом воспроизводстве и ревалоризации как объекта сантиментов… в качестве универсального означающего» (Brückner, 2006, p. 139). С момента рождения окруженный визуальными контурами своей страны, своего штата и даже своего округа, гражданин независимой Индии натренирован на их легкое распознавание и ощущение своей принадлежности к той или иной конфигурации из «паззлов» или макету из «деталей лего», соединенных именно так, а не иначе.

      Обложка книги Луиз Тиллин «Переделывание карты Индии: политическое происхождение новых штатов» (Tillin, 2013) украшена геокартоидами индийских административных единиц, которые, в силу их насыщенного желтого цвета, напоминают бананы, раскиданные в беспорядке на фиолетовом блюде. Однако вне «фруктовых» и прочих ассоциаций, автор постулирует порождаемую временем устойчивую приверженность к межштатским границам, необходимым как для структуризации собственной политической и экономической жизни, так и для скрепления самой федерации (Ibid., p. 1, 3): только она и обладает правом на перекройку невидимых линий, но реальных жизней этноса, языковой общности, религиозной конфессии или социальной группы. Изображения геокартоидов индийских штатов из федеральных изданий в моей коллекции численно превосходят вырезки из региональной прессы (например, Мадхъя-Прадеша и Махараштры, где я проводила полевые исследования), что свидетельствует и о том, что «десоциализированные», очищенные от всяких социокультурных и прочих примесей, уже «иконические» символы продвигаются не в последнюю очередь из Центра, который указывает, из чего выстроен мир, над которым он властвует.

      Уттар-Прадеш

      Современный Уттар-Прадеш сложился как административная структура в результате постепенного – с 1764 г. – завоевания территории британской короной и просуществовал в виде Соединенных провинций (со слегка меняющимся названием) в неизменных контурах с 1877 по 2000 г.17, до вычленения из него штата Уттаранчал/Уттаракханд18. К моменту обретения независимости он был известен как образцовая часть Pax Britannica и, с учетом его роли в антиколониальном движении, как политический хартленд независимой Индии (Kudaisya, 2006, p. 12—23). Дебаты по переименованию (Аудх, Арьяварт,

17

Княжества Рампур, Бенарес и Техри-Гархвал, «интегрированные» в Уттар-Прадеш в 1948—1949 гг. не повлияли на изменение его контуров, поскольку находились внутри Соединенных провинций, но увеличили его территрорию.

18

О вызревании готовности к территориальным изменениям и о вычленении в 2000 г. из старых штатов хиндиязычного пояса новых субъектов федерации – Уттаракханда, Чхаттисгарха и Джхаркханда – см. (Tillin, 2013).