За пределами трепета. Елена Гарбузова

во всем: во вкрадчивом шуршании шин автомобиля по гравию, в идеально выстриженных газонах, в живописной обветшалости стен, увитых зеленью. Хозяйка Лили неуверенно вышла из машины, хотя визит в семью был заранее согласован. Дверь открыла девушка в униформе, она же проводила внутрь изумленных посетителей.

       В огромном холле шахматная плитка на полу, эклектичный баланс мебели, почерневшая от времени лестница, старинные портреты окружили посетителей. Высота помещения немного кружила голову. Обветшалость окружающего вносила ноту какого-то неприкосновенного величия. В центре лестницы стояла огромная античная скульптура с мрачным взглядом, словно отвергающая все неожиданные визиты. И вдруг Лиля обратила внимания на маленькие белые клочки бумаги, которые были приклеены буквально к каждому предмету в комнате. Она подошла ближе и стала читать надписи. Они, на удивление, были написаны на отличном русском языке и гласили примерно следующее: «Не прикасаться к статуе», «Не садиться на диван», «Не трогать вазу». Все антикварное пространство словно отстраняло от себя поток жизни, накладывая запреты и не давая ни одного права. Ребенок из третьесортной страны не являлся здесь долгожданным гостем. Он просто служил выгодным элементом сделки.

      Представители аристократии поместили детей в крошечной каморке под крышей. Обшарпанные стены соседствовали с матрасами на полу. Развлечений как таковых не было. И даже общение с соотечественницей не могло спасти подругу Лили. Семья взяла детей, не  особенно заботясь о возрастных совпадениях и психологическом комфорте подопечных. Вторая гостья была гораздо старше и болела аутизмом с непрекращающимися припадками эпилепсии. Периодически она начинала кататься по полу и истошно кричать. Пена покрывала дрожащие губы, и слуги тут же прибегали, вытаскивая почти бездыханное тело из комнаты. Никто не интересовался состоянием подруги Лили в этот момент. Девочка оставалась одна, напуганная непривычным стечением обстоятельств, в мрачном безразличии замка, и только портреты ехидно поглядывали со стен прямо в глаза несчастного подростка.

      Великолепный деревянный пирс на озере, окруженном горами, обширные конюшни, корты для тенниса – все мягко шептало о достоинстве представителей дворянства. Но кто мог слышать безмолвный крик о помощи чернобыльской гостьи, покинутой на полное одиночество в чужой стране? Главное мерило истинного милосердия – чистая совесть. Благотворительность – это переваренный компот. Сладкая вода никогда не заменит пользы правдивого плода.

      XXV

      Гибель искусства в 90-е носила методичный, целенаправленный характер. Странное это было время. Все перевернулось с ног на голову, и составные части единого целого тоже рассыпались хаотичными, ранящими осколками. Ранение это не было прямым, она играло вдолгую, медленно разлагая основы человеческого разума и нравственности.

      Множество противоречивых явлений и двусмысленность пропаганды