Ковры из человеческой кожи. Мэд Фоксович

громоздкий погребец на стол. – Мне было всего девятнадцать, когда вместе с другими отличившимися членами своего полка я был вызван на просмотр как военный приглашенный!

      – Наверняка это было необыкновенно, – мечтательно вздохнула Матрена. – О чем эта пьеса?

      Лазурное Марево было практически полностью отрезано от внешнего мира, поэтому даже служащие земской избы с трудом могли узнавать о последних культурных новостях империи вовремя. Что уж говорить о тяглых крестьянах. Матрена являлась воспитанницей и протеже думного дьяка и была куда образованней большинства крепостных, но, конечно, не знала ничего про новинки зрелищного искусства и музыки. Именно поэтому она слушала своего нового наставника с таким большим интересом.

      – Что ж, – Михаил беспечно облокотился о стол, выгнув грудь и задумчиво пыхнул, – я бы назвал это историей любви, недопонимания и предательства, а также страстей в мире людей и богов!

      – Как интересно! – ахнула крестьянка. Матрене определенно была очень приятна эта беседа, ведь Кисейский еще ни разу не видел, чтобы ее глаза сверкали так ярко, а голос звучал так пестро и жизнерадостно. – Я даже представить не могу, как прекрасен Зимний дворец!

      Счастливое лицо Кисейского медленно перекосило в гримасу тревоги и раздражения, когда тот вспомнил случай, омрачивший его опыт в тот знаменательный вечер.

      Все началось с того, как на входе в Эрмитажный театр чрезмерно напыщенная барыня начала оскорблять и высмеивать солдат драгунского полка. Дикая ховрячиха набросилась на Кисейского и его сослуживцев с бессмысленными усмешками, называя их «лободырными истуканами», глумясь над самим фактом того, что они были приглашены на оперу. Им всем было неприятно, но Кисейский был в ярости. К девятнадцати годам будущий следователь Тайной канцелярии прочитал всего Вальтера и знал наизусть «Мещанина во дворянстве». Поэтому Михаил не мог принимать пустые оскорбления своего интеллекта молча.

      Болезненно тощая женщина носила безвкусное однотонное платье в обтяжку, а ее лицо было отбелено до неузнаваемости. Именно поэтому, усмехнувшись, Кисейский с гордостью сравнил ее с застывшей сосулькой свечного воска. Никогда в жизни его не покрывали большим количеством проклятий и угроз. От ярости тон сошел с лица барыни. Крючась как горящая ведьма, она кричала, что сделает все возможное, чтобы закрыть каждого из товарищей Михаила в штрафном батальоне.

      Кисейский смотрел на нее с молчаливой усмешкой, но глубоко внутри его душа разрывалась от несправедливости и отчаянья. Его впечатлила опера, но это событие определенно затмило ее в голове сыщика. По какой-то причине подсознание экспедитора заставляло того вспоминать о беззаботном солдатском прошлом только хорошее. И ему нужно было сильно постараться, чтобы помянуть зло. Будто нырнуть в омут, чтобы достать его со дна реки.

      Это началось десять лет назад. Началось, когда первое дело Кисейского на посту следователя Тайной экспедиции разделило его жизнь на «до» и «после».