Собрание сочинений. Том 3. 1994-1998. Юрий Поляков

шлеме.

      – Определенно моча, – согласился я, блаженно отдуваясь после нескольких крупных глотков.

      – А вчера совсем пить нельзя было! – сообщил он радостно.

      – Ты местный?

      – Угу…

      И я спросил про Витька. Он ответил, что отлично знает Витька, рыжего, конопатого чальщика, неделю назад изгнанного с работы за ссору с бригадиром.

      – А где он живет? – оживился я.

      – Вон в том доме.

      – Покажешь?

      – Не-ет… Меня его мать не любит. Говорит – спаиваю. А моя жена Витька ненавидит. Тоже говорит – спаивает. Диалектика!

      В конце концов он объяснил мне, как отыскать Витькину квартиру, и даже подсказал, что звонить нужно двумя короткими и одним длинным, потому что его мать жутко боится воров, но глазка в двери у них нет: кто-то рассказал ей, будто по Мытищам ходит маньяк, который звонит в квартиру и, когда хозяин припадает к стеклышку, бьет в глазок шилом, крича при этом ненормальным голосом: «Спокойной ночи, малыши!»

      На условный звонок дверь открыли, но беседовали со мной через цепочку. Сквозь узкую – сантиметра три – щель я мог разобрать лишь то, что это женщина и на голове у нее бигуди.

      – Добрый день! – сказал я.

      – Я Витькиных долгов не раздаю! – зло крикнула она.

      – Я не за долгом…

      – А зачем? – испуганно спросила она, и дверь начала медленно закрываться.

      – Подождите! Я из стройуправления. Хотим Виктора на работе восстановить.

      – А удостоверение у вас есть?

      – Конечно! – Я махнул перед щелью, сократившейся до сантиметра, писательским билетом.

      – Восстановите! Он же не виноват! – раздался звон отстегиваемой цепочки, что в этом доме, очевидно, означало высшую степень доверия к гостю.

      Дверь распахнулась сантиметров на пятнадцать – как раз на длину второй цепочки. Я увидел, что Витькина мать еще сравнительно молодая женщина с белым круглым лицом, тонко выщипанными бровями и пышными формами.

      – Вы уж восстановите! – снова попросила она. – Парень-то совсем с круга сбился. Дружки портят. Водка проклятая! А сегодня утром вообще какую-то шушундру в дом притащил – еле выгнала… Жениться собрались. А где тут жениться на двадцати пяти метрах? У меня самой хороший человек есть, непьющий, так я же его в дом не вожу!

      – А невесту Надюха звали?

      – Зачем мне знать-то? Я, может, сама – невеста!

      – А куда же они пошли?

      – Мне-то что? Я так и сказала: к себе жить не пущу. У меня тоже хороший человек есть… Пусть живут где знают. С милым рай в шалаше… Так они, наверное, в шалаше!

      Возле шалаша сидел, грустно обхватив колени руками, Витек. Кругом валялись несчетные пустые бутылки, грубо вспоротые консервные банки, обертки и огрызки, из чего можно было заключить, что в трудные минуты в этом шалаше отлеживается