Собрание стихотворений. Роман в стихах (сборник). Марлена Рахлина

Голая

      между двух дорог

      разобьешь голову

             о порог

      двух твоих судеб.

      Так и будет!

Сентябрь 1962

      Все – как было

      Все – как было.

      Все – как будто я жива:

      тот же дом мой,

      та же дочь я

      и жена.

      Приумыв

      и уложив своих детей,

      не страдаю,

      не считаю я потерь,

      но газету я листаю

      (новостей!),

      и без страха

      я ложусь в твою постель.

      А проснувшись,

      тоже знаю, как мне быть.

      Рыбу – в воду!

      (Руки – в дело,

      душу – в быт!)

      Те же гости.

      Те же песни,

      имена.

      Все – как было.

      Только нет во всем

                    МЕНЯ.

      Мирно-мирно

      я гляжу на этот бред.

      Может быть,

      меня

      и в самом

      деле

      нет?

Сентябрь 1962

      «Не ждите верности…»

      Не ждите верности –

                все равно изменю

      пришедшему дню,

      идущему дню,

      назойливому богу,

      отцовскому порогу,

      горящему огню:

      говорю вам, что изменю

      всему – в моей судьбе

      быть верной самой себе!

      Когда рождается песня на свет,

      не ждите верности, ее уже нет:

      ведь это песня!

      Она не служит

      ни силе,

      ни славе,

      ни случаю,

      ни страсти,

      ни судьбе,

      а только,

      только

      себе!

      «Вот два моря, вот берег коричневых щек, и упругий…»

      Вот два моря, вот берег коричневых щек, и упругий,

      звонкий шаг твой, и сам ты, и сам ты,

                   красавец и щеголь!

      Вытри руки свои о мои загорелые руки!

      Вытри щеки свои о мои загорелые щеки!

      Вот две вишни смеются, две ветки на дереве тонком,

      одуванчик на двух стебельках – а головка сквозная…

      Ах, чему вы смеетесь, чему вы, мальчишка с девчонкой?

      Ах, чему вы? Не знаете – я это знаю.

      Вот окончится путь, его долгие трудные версты

      все пройдете, его долготу и труды измеряя –

      и тут все, что прошли, этот слой, разноцветный

                  и толстый,

      вдруг откроется вам, и заплачете вы, замирая.

      «Мой долгий день! Он начался…»

      Мой долгий день! Он начался

      с шести часов утра.

      Он вырвался! Он начисто

      забыл, что есть «вчера».

      И он летит, разбрасывая

      себя во все концы,

      и он транжирит, празднуя,

      что нажили отцы.

      И вот, летящий, полный,

      неутолимый весь,

      он замечает к полудню,

      что надо бы присесть,

      одеться нужно – холодно,

      а он раздетый, голый,

      и надо бы поесть

      то, что припас, что есть…

      Тут хочется –