Месть палача. Виктор Вальд

возлегали огромные псы мастиффы, собственность корпорации макелариев.

      – Давненько не видались, – с усмешкой начал Никифор.

      – Слава Господу нашему не было причины, – скривив губы то ли в радость, то ли в презрение, ответил друг юности.

      Помолчали, приглядываясь друг к другу.

      – Как идут дела? Сыты ли мясники и их семьи?

      – Большой пост закончился. Работа началась. Да и народа прибавилось…

      Никифор вскинул брови и огляделся.

      Старый массивный дубовый стол, за которым восседали главы корпораций макелариев площади Стратигии множество веков, стоял на возвышенности, облицованной беломраморными плитами.

      «Как колода для рубки голов на эшафоте», – так всегда думалось Никифору. И всегда добавлялось: «Как можно здесь решать дела?»

      И действительно, каждый на площади – от пастуха, пригнавшего скот на убой, до последнего нищего – мог подойти к этой возвышенности и, навострив уши, узнать о том, как идут дела в этой странной во многом корпорации. И все же…

      Если что и знал сейчас Никифор о событиях в этом многолюдном месте столице от своих информаторов, то в такой незначительности, что не шло ни в какое сравнение с тайнами подвалов скрытных во всем корпораций ювелиров и даже менял, которые в подражании генуэзским коллегам все чаще называли себя банкирами[12]. И это не смотря на то, что убойный скот продавали под строгим контролем городских властей. А это означало постоянное присутствие на бойнях возле площади и на самой площади должностных лиц и массы различных информаторов.

      Но… Но… Но… Все, как и в былые времена.

      Дела и замыслы мясников остаются тайной для эпарха столицы и его главного помощника, а мастиффы все так же сонно и сыто разевают пасти в дальних углах площади.

      – Да. Народа прибавилось, – удивленно согласился главный помощник эпарха столицы.

      С одной стороны понятно – пастухи из Пафлагонии[13] традиционно после Пасхи пригнали огромные стада на продажу. Этих грубых, суеверных и глупых, но превосходных наездников не отпугнули вести о том, что Константинополь на половину опустел из-за страха перед нападением турок-османов. Множество лет, даже в страшные годы войн и моровых болезней их отцы и деды гнали в Константинополь рогатый скот и овец. И никто не мог им помешать или переубедить в этой вековой традиции. Так почему сегодня они должны отказываться от возможности продать за раз огромные стада, которые мигом поглотит желудок огромного города?

      Даже уменьшившись наполовину.

      Понятно присутствие сербов с их визжащими свиньями. Охотников македонцев с живой и мертвой дичью. И даже выживших после опустошительных набегов осман и болгар фракийцев с козами и овцами.

      Но огромное множество самих константинопольцев, многие из которых явно явились не за покупками, ошеломило Никифора.

      Здесь же во все нарастающей толпе кроме ремесленников, моряков и рыбалок было немало женщин, детей и даже монахов.

      Что за диво? Что за чудо такое?

12

От итальянского banco, лавка, скамья. Менялы производили обмен и размен денег за скамьями, поставленными на главной городской площади.

13

Исторический район на севере Малой Азии.