Ничего они с нами не сделают. Драматургия. Проза. Воспоминания. Леонид Зорин

я сам хотел вас спросить!..

      ЛОЛЛИЯ. Пишите стихи, а думать за вас буду я. Не делайте шагу без моего одобрения. Как вы провели ночь?

      СЕРВИЛИЙ. Ругался с Фульвией.

      ЛОЛЛИЯ. Я вижу, вы не теряли времени. (Не глядя на него.) Она идет сюда. Уходите.

      Сервилий исчезает. Показываются Фульвия и нелепо одетая Мессалина.

      МЕССАЛИНА. Почему вы разрешаете Сервилию беседовать с этой женщиной? О них уже шепчутся на каждом углу.

      ФУЛЬВИЯ. По крайней мере, все поймут, что он – со щитом. Лоллию не занимают неудачники.

      МЕССАЛИНА. Напрасно Диона сюда позвали. Семейному человеку нечего здесь делать.

      Они останавливаются рядом с Лоллией.

      ФУЛЬВИЯ. Дорогая, вы сегодня прекрасны.

      ЛОЛЛИЯ. Напротив, я чувствую себя усталой. Вы смотрели новую пьесу у Бальбы?

      ФУЛЬВИЯ. Ну разумеется. Там был весь Рим.

      МЕССАЛИНА. Меня не было. Впрочем, я десять лет не ходила в театр.

      ЛОЛЛИЯ. Милая, вы ничего не потеряли. Фаон в главной роли невыносим.

      ФУЛЬВИЯ. Ни жеста, ни голоса, ни внешности.

      ЛОЛЛИЯ. Как это ни грустно, театр вырождается. Он доживает последние дни.

      ФУЛЬВИЯ. Я совершенно с вами согласна.

      ЛОЛЛИЯ. Он мог процветать у наивных греков с их верой в мифы. Наше время все меньше допускает условности.

      К ним подходит Клодий.

      КЛОДИЙ. Условности утомительны, но без них немыслима общественная жизнь. Фульвия, дорогая, вас ищет ваш знаменитый супруг.

      МЕССАЛИНА. А не попадался вам мой Дион?

      КЛОДИЙ. Я и сам бы хотел его встретить.

      МЕССАЛИНА. Странное это местечко, скажу я вам. Можно найти что угодно, кроме собственного мужа.

      ФУЛЬВИЯ. Идемте, Мессалина.

      Они уходят.

      КЛОДИЙ. И вы ополчились против условностей! Но ведь чем мы сложнее, тем нам меньше доступно все естественное. Ваша мирная беседа с Фульвией только потому и возможна, что вы обе соблюдаете правила игры.

      ЛОЛЛИЯ. Вы ревнуете меня к Сервилию, Клодий?

      КЛОДИЙ. Ревновать вас? Это бессмысленно. Разве можно ревновать Капитолий, Базилику Юлия, храм Аполлона? Вы не можете принадлежать одному римлянину. Вы принадлежите Риму.

      ЛОЛЛИЯ. Теперь я вижу, что дела Рима плохи. Государство, в котором мужчины разучились ревновать, обречено.

      КЛОДИЙ. Мне и самому кажется, что на этих стенах появились Валтасаровы письмена. Все танцуют, шутят, слушают музыку, а в небе рождается гроза.

      ЛОЛЛИЯ. Антоний Сатурнин собрал легионы.

      КЛОДИЙ. Антония еще можно остановить, но как справиться с нашей усталостью? Боюсь, что вы правы, моя дорогая.

      Подходит Дион. Мессалина заставила его принарядиться, и он чувствует себя стесненно. Вместе с тем внимательному наблюдателю нетрудно заметить, что он возбужден.

      Друг мой, это такая приятная неожиданность – видеть тебя здесь.

      ДИОН. Я всю ночь ломал голову, зачем это я мог понадобиться Домициану, и так ничего не смог придумать. Но даже если это пустая прихоть, я использую эту возможность.

      ЛОЛЛИЯ (чуть высокомерно). Что же вы намерены совершить?

      ДИОН. Я открою ему глаза,