Зеленые тетради. Записные книжки 1950–1990-х. Леонид Зорин

все векши, ни одной не касалась рука человека, пахнут мочою и нафталином, много им дела до Некрасова, они уж за то его ненавидят, что он был в штанах, значит, классовый враг! И сам я тоже хорош, прохиндей, скоро пора протягивать ноги, восемь десятков – лежи на печи, старость должна быть благообразна! Так нет же, все бегаю, бегаю, бегаю, этакий мышиный жеребчик, жалкий хлопочущий старичишка, и все говорю, говорю, говорю об этом картежнике, об этом шулере, да! в карты играл нечисто! Нечисто! Присваивал чужие доходы, обманывал женщин, подло обманывал, лежал себе на медвежьей шкуре и фарисейски вопрошал: кому на Руси жить хорошо? Как будто кто-нибудь сомневался, что только ему одному-единственному и впрямь на Руси жить хорошо. Все это знали, что уж тут спрашивать?..

      Ах, мерзко! Но взглянешь в глаза детей, чистые, светлые, как озера, и так становится хорошо…»

      Далее все идет, как в начале, так сказать, по второму кругу.

      Поэт Иван Марьин, автор сборника стихов «За все в ответе» и критик Семен Чекан, автор сборника статей «Да, ортодоксы!».

      Едва взлетишь мыслью, упрешься в цензуру. Привстанешь с колен, упрешься в цензуру. Поднимешь голову, упрешься в цензуру. Лихтенберг заметил, что книга, которую следовало бы запретить самой первой, – это каталог запрещенных книг.

      Однако и цензура, случается, способствует произрастанию семени. И у запрета, сколь это ни странно, есть эстетическое назначение – он силой уводит от публицистики. И все же вся радость такого открытия меркнет при мысли, что его навязали. Позвольте вступить на путь художества без ваших постоянных толчков.

      Аргументация недоумков: «Интеллектуальная сытость не лучше душевной». Лучше, судари мои, лучше. Успокойтесь и насыщайтесь.

      Больше всего Михаил Михайлович Зощенко ценил наблюдение одного англичанина: «Смысл жизни не в том, чтобы удовлетворять желания, а в том, чтобы их иметь». Эта антибуддистская мудрость так характерна для него! До конца своих многотрудных дней, растоптанный паровым катком Системы, полувменяемый, безнадежно больной, он все еще желал справедливости.

      Лучшая дефиниция Немировича-Данченко: «неожиданная правда». Вот именно. И в себя достаточно заглянуть, чтобы застыть перед тем, что откроешь. Пройдите школу самопознания, это позволит вам безбоязненно разворошить чужой характер. Где не увидите – догадаетесь. И – когда догадка шокирует, не торопитесь ее отвергнуть – скорей всего, вы на верном пути. Но «неожиданная правда» относится не только к характеру, не только к пейзажу, среде, состоянию. Равным образом – и к их воплощению. Постигнутое должно быть выражено с необычной степенью убедительности – привычные ходы тут не помогут. Не делайте лишь нестандартность решения приемом – он будет быстро разгадан. Исчезнет все обаянье отваги.

      В наше время сказать о человеке, что он нормален, – значит сделать ему комплимент. А уж сказать, что он порядочен – уподобить его герою.

      Как молодость становится старостью, так и авангард – арьергардом.